Повезло, что он был так расстроен, что не чувствовал голода, иначе бы смел все, что имелось на кухне, и закусочную пришлось бы закрыть.
Прищурившись и поджав губы, Хукер сердито постукивал вилкой по столу.
Пришлось ее у него отобрать.
– У того киллера был акцент? Мексиканский, к примеру?
– Нет. Никакого акцента.
– А он не сказал, когда именно собирается тебя убить?
– Он не вдавался в детали.
– Какие-нибудь звуки на заднем плане? Можешь сказать, где он в это время был?
– Судя по всему, за рулем. Я слышал, как пыхтит Бинз.
– Тот тип как-то намекнул, куда направляется?
– Нет. Никак.
Принесли еду, и Хукер подцепил вилкой кусочек омлета. Я допила кофе и уставилась в пустую кружку. Затем огляделась вокруг в поисках официантки, но той нигде не было видно.
– У тебя всегда такие проблемы с официантками? – поинтересовался Хукер.
– Только когда я с тобой.
Хукер поменялся со мной кружкой. Тут же появилась официантка и наполнила ее снова.
Я съела заказанные мной хлопья и выпила еще кофе. Слеза скользнула по щеке и капнула на ламинированную столешницу.
– Вот дерьмо, – откликнулся Хукер, затем потянулся через стол, заключил мое лицо в ладони, большими пальцами стерев слезы со щек. – Ненавижу, когда ты плачешь.
– Я беспокоюсь за Бинза. Пытаюсь не сходить с ума, но чувствую себя паршиво. Могу поспорить, он скучает по нас.
– Я тоже беспокоюсь, – ответил Хукер. – А теперь еще какой-то тип грозится меня убить.
Я шмыгнула носом.
– Да, но ты заслуживаешь смерти.
– Ничего себе! – воскликнул он. – А ты действительно умеешь быть злопамятной.
– Как всякая отвергнутая женщина.
– Милая, я не отвергал тебя. Всего лишь перепихнулся с продавщицей.
– Ваши фотографии были в Интернете!
У Хукера зазвонил мобильник.
– Слушаю, – ответил он. – Ага. Ага. Ага.
Он отсоединился, и я вопросительно изогнула бровь.
– Звонил Рэй Уэво... скорбящий младший брат покойного Оскара. Помнишь Рэя? Не того братца, которого сожрало болотное чудовище, а того, что ты видела на треке с Жеребцом и Лысым, и который наверняка знает, гад такой, у кого сейчас моя собака. Так вот, он хочет получить свои тачки назад.
– С этим могут возникнуть проблемы. А он станет возражать, если они окажутся размером с буханку хлеба?
– Давай сначала, – предложил Хукер. – Некто убил Оскара Уэво, завернул в целлофан и запихнул в шкафчик в перевозчике. Мы предполагаем, что это сделал кто-то из своих, но дело в том, что те перевозчики были не заперты, и кто угодно мог пробраться внутрь и спрятать тело.
– Не совсем. Чтобы подобраться к перевозчикам, нужен гаражный пропуск.
– Что сужает круг подозреваемых до пары тысяч.
– Ладно, туда многие имеют доступ. Тем не менее, все не так просто. Нужно же было как-то пронести туда тело. А мы знаем, что его принесли, потому что в перевозчике не было никакой крови. Если бы его даже вымыли, думаю, мы бы все равно заметили пятна крови или следы борьбы. Кровь было бы видно, даже если бы его застрелили рядом с грузовиком, а уж потом затащили внутрь. К тому же он был обнажен, и у него стоял... ладно, допустим, это могло случиться и в перевозчике.
– Вот уж нет, – возразил Хукер. – На нем не было носков. Кто станет снимать носки ради секса в перевозчике?
Я подозрительно покосилась на него.
– Не то чтобы я судил по собственному опыту, – тут же добавил Хукер.
– В газете писали, что Оскара Уэво последний раз видели ужинающим с Рэем. В субботу вечером. Оба брата собирались посетить гонки, но явился только один. Никто не видел Оскара на треке. Швейцар помнит, как Оскар уходил прогуляться после ужина. Но никто не помнит, чтобы он возвращался назад.
Хукер расправился с блинчиками и приступил к булочкам.
– Так как же кому-то удалось незаметно протащить труп в перевозчик? Возле него вечно суета. Тело даже не могли привезти на карте. Все карты останавливали у ворот.
– Может, его пронесли после гонки. Вспомни, тягач «шестьдесят девятой» уехал последним, потому что ждал, пока подвезут запчасти. Может, тогда тело и оказалось внутри. Ведь, в конце концов, ограничения все же сняли, и запустили карты с фургонами в автопарковую зону.
– И когда мы выгуливали Бинза, задняя дверь перевозчика все еще была открыта. Тележка с инструментами стояла снаружи, и ничто не мешало воспользоваться грузовиком.
– Выглядит несколько притянутым за уши, – заметил Хукер, – но полагаю, это вполне вероятно. Теперь второе. Только что звонил Рэй Уэво и сказал, что «не станет держать зла, если получит назад свои автомобили». С чего бы? Если он знает, что я угнал перевозчик, то почему не сообщил полиции? Почему он вообще перво-наперво не обратился в полицию?
– Потому что Уэво знает, что Оскар был спрятан в грузовике? И знает, что ты знаешь, что он знает? – предположила я.
– Очень много «знает». – Хукер подцепил вилкой еще кусочек омлета. – И почему Рэя вообще волнуют эти автомобили? Как я понимаю, он не в восторге от гонок.
– Но ведь эти тачки – собственность Уэво.
Хукер покачал головой.
– Слишком странно, что он пообещал все простить, если я верну ему машины. Я бы еще понял покушение на убийство, попытку подкупа или шантаж с целью заставить меня держать язык за зубами.
– Тебя сложно чем-то шантажировать. Пресса и без того вытряхивает все твое грязное белье на публичное обозрение.
– Ага, – согласился он. – И я слишком богат, чтобы им под силу было меня подкупить.
– Посмотрим правде в глаза, – подытожила я. – Он не собирается тебя прощать. Сказал так лишь затем, чтобы внушить тебе ложное чувство безопасности. А на самом деле хочет тебя убить. Его головорез уже в пути.
– Вообще-то, похититель Бинза не уточнил, за что именно хочет меня убить. Он может действовать и независимо от Рэя Уэво. Может, у него, так сказать, пунктик – убивать людей, забывающих сенбернаров в салонах перевозчиков.
Хукер дожевал последний ломтик бекона и отодвинулся от стола.
– Ты не выглядишь сильно обеспокоенным, – заметила я.
– Если б я только мог сделать так, чтобы у меня сердце не выскакивало из груди, то выглядел бы еще спокойнее.
– Мы должны рассказать об этом кому-нибудь из НАСКАР.
– Нельзя, – ответил Хукер. – Тогда мне, как гонщику, наступит конец. А гонки – это все, что я умею.
– Не все, – возразила я.
Хукер ухмыльнулся:
– Милочка, да ты никак заигрываешь со мной?
– Пытаюсь тебя подбодрить.
Он жестом попросил счет.
– А что? Это действует.
