Книги из Келлса, Армаха, Лисмора.«Воительницы», вестницы, святыни.Дубленая, просоленная кожа.Надежные, испытанные перья.
Под самой крышей
IКак Джим Хокинс на салинге «Испаньолы»,Когда он смотрел с накренившейся мачтыВ прозрачное мелководье, а там —Песчаное волнистое дно, над которымПроходят стайки полосатых рыб, — и вдругЛицо Израэля Хендса, каким его ДжимУвидел на вантах пред тем, как выстрелить, — сноваВстает, колыхаясь… «Но он уже дважды мертвец —Прострелен пулей и водой захлебнулся».IIСквозь ветки березы, разросшейся за двадцать лет,Гляжу на Ирландское море в окно мезонина —То ли моряк, высаженный на пустой островок,То ли юнга в бочке на верхушке грот-мачты,Опьяневший от ветра, капитан своей собственной жизни,Слушающий, как гудят дерево и такелажОт киля до клотиков, и уплывающий вдальВместе с этим шумом и колыханьем теней,С этой волнующейся, как шхуна, березой.IIIИз коридоров прошлого, из темных его глубин,Неслышно ступая, является дед мой умерший.Голос его дрожит, как колеблемый сквознякомПолотняный задник в клубе на детском спектакле,С которого я только что вернулся. «А Исаак Хенде,Допытывается он, — был ли там Исаак?»Его память так же колеблема и нетверда,И провалы ее окончательны, как этот всплеск,Когда тело Хендса кануло в воду залива.IVЯ тоже старею и начинаю забывать имена,И моя неуверенность на лестницеВсе больше походит на головокруженьеЮнги, впервые карабкающегося на рею,И все больше памятных, неизгладимых страницСтирается начисто, но и теперьЯ ощущаю, как будто въявь и сейчас,Этот палубы вздрог и горизонта крен,Когда якорь поднят и ветер крепнет в снастях.
Воздушный змей для Эйвин
Ветер из иного, нездешнего мира,Ветер высоты поднимает и держитБелое крыло, что трепещет в небе…Это змей воздушный! Как будто в детстве,На лужайке, куда мы высыпали все вместеПосмотреть, как отец запускает змея, —