удивительно неприятном. Пошевелив пальцами правой руки, он определил свою постель как стог сена.
'Ну вот, теперь весь день буду чесаться. И что все находят в том, что бы спать в сене?' — Серов имел подобный опыт только один раз и тогда ему не понравилось. Сквозь закрытые веки стали пробиваться первые утренние лучики. Поморщившись, он хотел отвернуть голову в другую сторону, но понял, что лучше будет потерпеть. Ужасная брага — Серов мысленно зарекся ее пить — дала очень неприятное похмелье.
'И это я еще на открытом воздухе спал, — мысли текли вяло как кисель, — а если бы лег в доме. Вообще бы не выжил'.
Внезапно где-то, по субъективным ощущениям около левой руки, почувствовалось какое-то шевеление. Решив не дергать многострадальную голову, Серов приоткрыл веки — в мозг буром ввинтился очередной лучик — и скосил глаза. Однако резкости не хватало на то, что бы разглядеть, кто — а в том, что это именно 'кто' капитан не сомневался, размытый силуэт складывался во вполне человеческую фигуру — там шевелится. На то, что бы проморгаться и 'настроить' зрение ушло еще несколько мгновений. Стало отчетливо ясно, что рядом с ним, свернувшись калачиком, лежит какая-то девчонка. На вид ей было лет восемнадцать, а может даже и меньше. При чем вид ее, и 'степень одетости' не оставляли никаких сомнений в том, что она здесь делает.
Серов, попытался вспомнить подробности прошедшего вечера, но все осмысленные воспоминания закончивались на посиделках со старостой.
'Мы кажется о чем-то с ним договаривались… Ах да, точно это я помню, а вот что было дальше… — Шестеренки его голове, скрепя подзаржавевшими боками пришли в движение. Если не получается вспомнить, что было, нужно использовать логику и как минимум просчитать возможные варианты последствий. А то вдруг ему сейчас такие же похмельные мужики придут отрывать самые важные органы. — Ах ты ж черт, совсем ребенок. Это же надо так попасть. Никогда не замечал в себе склонностей к педофилии и вот нате, получите и распишитесь. Хотя… может все еще не так фатально. Это там, у нас в семнадцать лет девушка ребенком считается, а здесь может все и совсем не так. Помнится, в Российской Империи девочкам запретили выходить замуж в двенадцать лет аж… в начале двадцатого века. Это, правда, не отменяет моих проблем. А ну сейчас придут не отрывать причиндалы, а требовать, что бы я женился… Да уж, не известно, что еще хуже'.
Девушка тем временем окончательно проснулась, потянулась, вылезла из кучи сена и стала одеваться. Она проворно натянула юбку и некое подобие блузки-рубашки. После этого обернулась и посмотрела на капитана — тот попытался что-то сказать, но из пересохшего горла вырвался только хрип. Глядя на такую картину девушка хмыкнула каким-то своим мыслям и шустро куда-то рванула.
Вот теперь Серов действительно решил, что пора вставать. Он кое-как выкарабкался из сена, попутно вытаскивая все новые и новые соломинки из всех возможных мест, после этого тоже оделся и хотел было уже делать ноги, когда вернулась девушка. В руках она несла глиняную емкость — то ли кувшин, то ли чашку, то ли кастрюлю: мастерство изготовителя не позволяло признать в этом предмете что-то конкретное. Но главное было не это. Главное было то, что внутри. А внутри оказалось с пол литра холодной — аж зубы заломило — ключевой воды. Осушив одним махом емкость, Серов прислушался к своему организму — кажись слегка полегчало.
'Мало только, кажется, пол ведра бы выпил, — подумал он чувствыя, как во рту снова стремительно пересыхает, — ну да ладно, это не к спеху'.
А в слух произнес:
— Доброе утро красавица, ты меня очень извини, но ничего из вчерашнего не помню… Как тебя зовут?
— Уна, ваша милость, — было видно, что девушка смущена, но старается этого не показывать.
На вид ей, как уже говорилось, было лет шестнадцать-двадцать, в общем она была как раз в том возрасте, который больше всего пугает мужчин. Во всяком случае, пугал на Земле: вроде бы выглядит взрослой, а по паспорту… а по паспорту может оказаться все что угодно… что чревато неприятностями.
Невысокого — капитану едва доставала плеча — с длинными прямыми волосами каштанового цвета. Не красавица, но и не уродка — таких большинство.
Не выдержав пристального взгляда, Уна окончательно засмущалась, прыснула в кулак, развернулась и убежала.
'Нда… отхватил себе приключений. Одно радует — по пьяни я все так же убедителен'.
Было у него одно такое свойство организма: если в обычной жизни Серов был достаточно скромный и приставать ко всем девушкам был не приучен, то после определенной дозы алкоголя, становился немного наглым, очень веселым и беспощадно убедительным. Главное было не пропустить тот недлинный промежуток между 'еще трезв' и 'уже ничего не надо'. Так что ситуация, аналогичная той, что произошла этим утром, была, скажем так, не внове.
Приведя себя кое-как в порядок, Серов отправился на поиски воинов своей маленькой армии. На то, что бы привести их в чувство понадобилось еще пара часов, так что покинуть деревню удалось только к полудню. Никаких претензий к облегчению капитана, к нему никто не предъявлял. Наоборот, когда отряд уже уходил, к нему подбежала Уна, поцеловала и прошептала на ухо, что бы он приходил еще.
Таким образом, приключение завершилось удачно, с какой стороны не посмотри. И отношения с деревенскими наладил, и людей в стычке немного обкатал, и женщину себе нашел, что тоже немаловажно. А еще трофеями разжился, коих было не так уж и мало: дюжина кожаных доспехов, с приклепанными местами металлическими бляхами, одна кольчуга, которую взяли с оруженосца, и один полный рыцарский доспех. Кроме того оружие на полтора десятка человек и пять лошадей — остальные к большому сожалению капитана пострадали во время засады и их пришлось забить. Конины, правда теперь было… хоть завались.
В последствии это небольшое дело еще раз повлияло на жизнь отряда. Серов, пораскинув мозгами, пришел к выводу, что молодым парням без личной жизни очень тяжело, и бороться с самоволками все равно бессмысленно. А если бороться бессмысленно нужно что? — Правильно, возглавить. Так вот, по воле случая в отряде появилась практика увольнений. Недовольных сразу стало меньше.
Интерлюдия 2
Далеко на западе континента, на северном берегу Большого Залива раскинулись чудесные леса. Поднимающиеся на десятки человеческих ростов вверх древние исполины плотно закрывают небо так, что до земли доходит лишь редкий лучик
Когда-то много веков, да, пожалуй, и тысячелетий назад эльфийские леса покрывали половину ойкумены: от пустынь на юге, океана на западе и предгорий на севере и востоке. Однажды, никто не помнит, когда точно это случилось, из-за северных гор пришел немногочисленный народ и поселился на границах леса. Как так получилось, что целый народ, смог прийти из земель считающихся гиблыми даже у двужильных гномов, спорят до сих пор. Одно ясно — без божественного вмешательства в таком деле явно не обошлось. Поначалу первородные не придали этому событию никакого значения. Не обращать же, право дело, внимание, на всяких дикарей. Ну а то, что дикари эти во многом более развиты, чем сами эльфы, длинноухим увидеть не позволила их собственная гордыня. Недаром гномы, живущие бок о бок с эльфами на много дольше говорят: 'Гордыни одного длинноухого хватит на целую гномью общину, а трудолюбия одного гнома хватит на целый эльфийский Дом'. Во многом это правда, хоть и не во всем. Эльфы умеют работать, когда им это нужно. Просто достигнув возраста в полтысячелетия — самый расцвет сил по меркам перворожденных — начинаешь смотреть на окружающие тебя вещи немного по-другому. 'Кто понял жизнь, тот не спешит'.
