Ибо хлеб, который преломляют ученики, есть тот, который преломил Христос на Тайной вечери. И чаша, которую они благословляют, есть та самая чаша.
'Ибо всякий раз когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе он приидет' (1 Кор. 11:26). Т.е. Евхаристия, совершаемая до Второго пришествия, есть продолжающаяся последняя вечеря Христа. Как Он пребывал с учениками на Тайной вечери, так Он пребывает с учениками на Евхаристическом собрании в евхаристических дарах: 'Сие есть тело мое...' и т.д.
Теперь логично перейти ко второму отрывку того же послания к Коринфянам, где Павел критикует (а следовательно и описывает!) первохристианскую агапу в коринфской Церкви (1 Кор. 11:20-34).
Агапа (???????) или 'вечеря любви' была совместной трапезой, которая, собственно, и являлась первохристианским подобием вечери и венчалась собственно Евхаристией. Т.о. к Евхаристии приступали не натощак, а уже 'по вечери', т.е. после насыщения.
Только Карфагенский Собор 391 г. окончательно отделит агапы от Евхаристии, постановив, 'чтобы к Евхаристии приступали натощак'.
Первоначальные агапы были ярким выражением соборности и праздником любви. Деградация этого установления впервые началась в связи с коринфскими разделениями на церковные партии. На что и обращает внимание апостол. Возникли 'разделения' (буквально 'схизма', раскол) и 'разномыслия' (буквально хайрезис, т.е. партийные ереси), которые разрушили соборное единство. И хотя члены общины по-прежнему собираются на общую трапезу (агапу), Павел пишет, что
'Это не значит вкушать вечерю Господню' (1 Кор. 11:20). Потому что разделение проявляется как партийность, зависть, ревность и эгоизм, не совместимые с христианской любовью:
'Ибо всякий поспешает прежде других есть свою пищу...' т.е. приносимые яства не распределяются между всеми, чтобы вкушать их сообща. Каждый ест то, что сам принес. И т.о. социальные различия обнаруживаются самым вопиющим образом:
'иной бывает голоден, а иной упивается' (1 Кор. 11:21). Но это уже не есть агапа, 'трапеза Господа' на которой 'один хлеб и мы многие одно тело' (1 Кор. 10:17).
'Разве у вас нет домов на то, чтобы есть и пить?' — обращается Павел к зажиточным членам церкви. Т.е. если все дело в еде и питии (а не в общей трапезе), то могли бы оставаться и дома.
'Ибо пренебрегаете Церковью Божьей и унижаете неимущих' (1 Кор. 11:22).
И далее — самое интересное: Павел осуждает коринфских раскольников ('что сказать вам?.. Не похвалю'.), но осуждает он их не со своей личной точки зрения, а опираясь на уже существующее Предание Церкви: 'Ибо я от Самого Господа принял то, что и вам передал' (11:23). Что же он принял от Самого Господа? Рассказ об установлении трапезы? Нет, конечно (см. Деян. 9:5), но откровение о том, что Иисус воистину Сын Божий и Спаситель. Что Он — тот первоначальный источник, от которого исходят все 'передачи' (т.е. Предание) Церкви. И он принял это через других от Христа и передает дальше, коринфянам.
И далее Павел излагает это Предание: 'Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: 'приимите, ядите, сие есть Тело Мое, сие творите в Мое воспоминание'.
Также и чашу после вечери и сказал: 'сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание'.
Христос не совершает здесь символического поступка, ибо 'воспоминание', о котором Он говорит, действительно осуществляет вспоминаемое. И преломляя хлеб Евхаристии мы действительно принимаем в себя Тело Господа. Павел был убежден в этом: мы видели это в 1 Кор. 10:16.
Теперь мы видим, что Причастие было включено во всю трапезу (Агапу) в целом, а не представляло (как у нас сейчас) отдельного литургического действа. Преломление и раздача хлеба старейшиной (пресвитером) служило началом трапезы. Затем она продолжалась до конца и только 'после вечери' (т.е. спустя значительное время после хлебопреломления) благословлялась и передавалась чаша. Но что это за чаша?
Современные православные христиане склонны воспринимать ее как некую 'небесную материю', 'священную (почти магическую!) субстанцию', которая, естественно, только в Православной Церкви и существует, ибо за стенами ее священная магия теряет свою способность материализовать небесное.
Трудно сказать, чего тут больше: замшелого схоластического католицизма с его 'транссубстантионом' (т.е. почти алхимическим 'превращением субстанций') или монофизитски окрашенного византинизма, для которого все в Церкви только Божеское (не человеческое).
Но мы должны со всей ответственностью сказать, что апостольское Предание времен Павла по другому расставляло акценты. При всей несомненной реальности Евхаристии, в чаше не какая-то сверхъестественная субстанция. нет — 'сия чаша есть новый завет в Моей Крови'. Т.е. в чаше, прежде всего 'Новый завет', который, конечно же только с Кровью Иисусовой и через Его Кровь осуществляется. Ибо само установление Нового завета могло совершиться только через Кровь непорочного Агнца Божьего (Ин. 1:29). Тем не менее, отпивая из чаши, мы принимаем в себя не 'небесную кровь', а участие в Новом завете (со всей вытекающей от сюда ответственностью, данной через 'воспоминание').
Никто из наших богословов-экклезиологов не выразил этот апостольский смысл Евхаристии лучше, чем А. С. Хомяков:
'О таинстве Евхаристии учит Св. Церковь, что в нем совершается воистину преложение хлеба и вина в Тело и Кровь Христову. Не отвергает она и слова пресуществление, но не приписывает ему вещественного смысла...
Преложение хлеба и вина в Тело и Кровь Христову совершается в Церкви и для Церкви. Принимаешь ли ты освященные дары или поклоняешься им, или думаешь о них с верою — ты действительно принимаешь Тело и Кровь Христову и поклоняешься им, и думаешь о них. Принимаешь ли недостойно — ты действительно отвергаешь Тело и Кровь Христову...' (стр. 62).
'Многие спасались (например некоторые мученики), не приобщившись ни одному из таинств Церкви (даже и крещению), но никто не спасется, не приобщившись внутренней святости Церкви, ее вере, надежде и любви: ибо не дела спасают, а вера'. (стр. 65).
И, наконец, мы должны рассмотреть, что значит в контексте данного послания ап. Павла его знаменитые слова: 'Посему, кто будет есть хлеб сей и пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней'. (1 Кор. 11:27).
Сколько людей мучили себя из-за этого вопроса, не те ли они 'недостойные' и не согрешают ли они, принимая участие в Евхаристии. Этот нелепый страх перед Вечерей Господней с веками настолько усилился, что наконец старались причащаться как можно реже. И, не смотря на то, что Православная Церковь специально соединила с таинством Евхаристии таинство Покаяния (чего в Древней Церкви, разумеется, не было), в конце концов стали причащаться один раз в году (после благочестивого говения). Т.е. уже действительно, каждый раз добровольно отпадали от Церкви и как действительно отпавшие, каждый раз заново присоединялись к Ней через специальное таинство Покаяния!
Между тем, в Греческом тексте ап. Павла сказано не о 'недостойных', а о тех, 'кто недостойно', т.е. недостойным образом (подобно только что раскритикованным
