Муралов: Тут, по-моему, три причины, которые меня сдерживали и заставляли все отрицать. Одна причина - политическая, глубоко серьезная, две - исключительно личного характера. Начну с наименее важной, с моего характера. Я очень горячий, обидчивый человек. Это первая причина. Когда меня посадили, я озлобился, обиделся.
Вышинский: Когда вас сажают, вы не любите?
Муралов: Не люблю. Вторая причина тоже личного характера. Это - моя привязанность к Троцкому. Я морально считал недопустимым изменять Троцкому, хотя и не считал директиву о терроре, разрушениях [c.97] правильной. У меня все время скребло сердце, я считал, что это неправильно. Тут были и дружеские отношения и политические соображения. Третий момент - как вы знаете, в каждом деле есть перегибы.
И я думал так, что если я дальше останусь троцкистом, тем более, что остальные отходили - одни честно, другие бесчестно, - во всяком случае они не являлись знаменем контрреволюции, а я - нашелся герой… Если я останусь дальше так, то я могу стать знаменем контрреволюции. Это меня страшно испугало. В то время на моих глазах росли кадры, промышленность, народное хозяйство… Я не слепец и не такой фанатик.
И я сказал себе, чуть ли не на восьмом месяце, что надо подчиниться интересам того государства, за которое я боролся в течение 23 лет, за которое сражался активно в трех революциях, когда десятки раз моя жизнь висела на волоске.
Как же я останусь и буду дальше продолжать н углублять это дело? Мое имя будет служить знаменем для тех, кто еще есть в рядах контрреволюции. Для меня это было решающее, и я сказал: ладно, иду и показываю всю правду. Не знаю, удовлетворил ли мой ответ вас или нет?
Вышинский: Все понятно. У меня больше вопросов нет.
Председательствующий: У защиты вопросов нет?
Защитники: Нет.
Вышинский: Подсудимый Шестов, по возможности коротко сообщите о вашей преступной деятельности.
Шестов: Моя преступная деятельность началась в конце 1923 года. Будучи тогда студентом рабфака Московской горной академии, я активно защищал троцкистскую платформу.
В 1924 году я впервые обманул партию, когда осенью на одном из партийных собраний заявил, что отхожу от троцкизма. В конце 1925 года я снова начал активно драться с партией. Мне тогда было поручено заведывать подпольной типографией. Я размножал троцкистскую литературу
В 1930 году я работал в Новосибирске, а в 1931 году попал в командировку в Москву. Примерно в конце февраля я узнал, что в Германию должна поехать большая группа директоров. Я был тогда членом правления Востокугля, связался с председателем правления и просил его помочь мне выехать в Германию. Я тогда уже слышал, что руководить этой группой будет Пятаков. Выезд мне был разрешен. В начале мая я уже был в Германии.
Должен немного вернуться назад и сказать, что в 1926 году я имел несколько личных встреч с Троцким. В том же году встречал Пятакова.
Итак, в начале мая или в середине мая я был в Берлине у Пятакова в кабинете один на один и после деловых разговоров задал ему [c.98] вопрос: “Как понимать ваше заявление, опубликованное в печати? Есть ли это результат действительного отхода от троцкизма или это вынужденный шаг?”
Пятаков спросил меня: читал ли ты последнюю литературу, которая продается в Берлине? Я сказал, что надеюсь с нею познакомиться. А что касается поднятого вопроса, сказал Пятаков, то советую поговорить на эту тему с И. Н. Смирновым.
Я так и поступил. Дня через два связался со Смирновым. Смирнов тогда сказал мне так: сейчас резко изменилась обстановка в Советском Союзе, и вы сами понимаете, что борьба с открытым эабралом невозможна. Сейчас задача троцкистов заключается в том, чтобы войти в доверие партии и тогда снова с удвоенной и утроенной силой пойти в атаку. Смирнов посоветовал мне поговорить подробно о новом последнем курсе с Седовым. Я охотно выразил согласие.
При встрече с Седовым я задал ему вопрос, что же думает наш вождь, Троцкий, какие конкретные задачи он ставит перед нами, троцкистами. Седов начал с того, что нечего сидеть у моря и ждать погоды; нужно всеми силами и средствами приступить к активной политике дискредитации сталинского руководства и сталинской политики. Далее, заявил Седов, его отец считает, что единственно правильный путь, путь трудный, но верный, это - путь насильственного удаления Сталина и руководителей правительства путем террора. Видя, что я поддаюсь на его слова, он перевел разговор на новую тему. Он спросил меня, не знаю ли я кого-либо из директоров немецких фирм, в частности - Дейльмана. Я сказал, что такую фамилию помню, это директор фирмы “Фрейлих - Клюпфель - Дейльман”. Эта фирма ведет по договору техническую помощь, проходку в Кузнецком бассейне. “Ну, вот, я вам и советую с этой фирмой, говорит Седов, связаться и познакомиться с г-ном Дейльманом”. Я задал вопрос, для чего связаться. Он сказал, что эта фирма помогает отправлять корреспонденции в Советский Союз. Я тогда ему сказал: “Вы что же мне советуете, чтобы я вошел с этой фирмой в какую-то сделку?” Он говорит: “Что же тут страшного? Вы же понимаете, что, раз они нам оказывают услугу, почему мы не можем им оказать услуги, давать некоторую информацию?”
Я говорю: “Вы мне предлагаете просто-напросто быть шпионом”. Он пожал плечами и говорит: “Напрасно вы бросаетесь такими словами. В борьбе ставить вопрос так щепетильно, как вы ставите, неправильно”.
В десятых числах июля встретились мы со Смирновым, и он прямо задал вопрос: “Ну, какие у тебя настроения?” Я сказал, что у меня нет личных настроений, а, как учил наш вождь Троцкий, я - руки по швам и жду приказаний. Тут же я его спросил: “Иван Никитич, мне Седов велел связаться с фирмой “Фрейлих - Клюпфель - Дейльман”, ведущей в Кузнецком бассейне шпионскую, диверсионную работу”. Смирнов сказал: “Брось бравировать такими громкими словами, как шпион и диверсант”. Он говорил: “Что ты находишь страшного, если к этой работе привлечь немецких диверсантов”. Он убеждал меня, [c.99] что другого пути нет. После этого разговора я дал согласие на связь с фирмой.
Вышинский: Какие вы имели поручения и как вы их выполняли?
Шестов: Я имел до отъезда свидание с директором упомянутой фирмы Дейльманом и его помощником Кохом.
Вышинский: В чем заключалась сущность вашего разговора?
Шестов: Сущность этого разговора с руководителями фирмы “Фрейлих - Клюпфель - Дейльман” была такова. Во-первых, о доставке шпионских сведений через представителей этой фирмы, работающих в Кузбассе, и об организации совместно с троцкистами вредительской и диверсионной работы. Говорилось и о том, что фирма, в свою очередь, окажет поддержку нам.
Вышинский: Говорил ли вам Дейльман, какими средствами они окажут поддержку?
Шестов: Он говорил о том, что они имеют уже своих людей…
Вышинский: Где?
Шестов: В Кузбассе. И что они могут еще подбросить людей по требованию пашей организации, а троцкистская организация окажет всемерную помощь этим диверсантам. В свою очередь, эта фирма берется осуществить связь между троцкистской организацией в Советском Союзе, в том числе и со мной…
Вышинский: Это с одной стороны, а с другой?
Шестов: А с другой стороны - с Седовым. Что эта фирма обязуется безукоризненно доставлять идущие в мой адрес письма с пометкой “Алеша”, а также идущие обратно, что они окажут всемерную помощь приходу к власти троцкистов, а мы заключим с фирмой договор на проектирование проходки шахт и на достаточно большое размещение заказов на оборудование. Тогда же мне было сказано, что у них имеется в Кузбассе их агент Строилов и что по приезде я свяжусь с этим Строиловым.
Вышинский: А вас не заинтересовало, каким образом Строилов, находящийся в Кузбассе, стал агентом Дейльмана?
