сельского хозяйства осуществилось это слияние двух струй нашего естествознания. Сам он об этом не говорил, об этом сказали члены академии С. Ф. Демидов и П. П. Лобанов, а саратовский ученый С. И. Исаев характеризовал роль президента академии выразительными словами:
— После смерти Мичурина Лысенко подхватил мичуринское знамя в биологической науке.
Сессия открылась в субботу. В воскресенье делегаты посетили Горки. Там находится экспериментальная база академии. И они увидели стеной стоящую пшеницу, пшеницу, незнакомую земледельцам, с гроздьями ветвистых колосьев на каждом стебле. Пять граммов зерна было в каждом колосе, кулек семян дал урожай шесть мешков: это сто, может быть, даже сто пятьдесят центнеров с гектара, — и рядом текла простая подмосковная речка Пахра, а невдалеке белел дом, где 24 года назад умер Ленин.
Над этой пшеницей, по сталинскому заданию, работает сейчас Лысенко со своими сотрудниками академиками А. А. Авакяном и Д. А. Долгушиным. И когда заколосится она не на опытных, а на колхозных полях, не будет такой области в промышленном сердце нашей страны, на широте Москвы, которая не сможет целиком прожить своим хлебом; и скачок, упятерение урожайности полей, станет одним из величайших переворотов, когда-либо пережитых земледелием.
В понедельник продолжалась сессия, и на одном из заседаний директор Сибирского научно- исследовательского института зернового хозяйства Г. П. Высокос рассказал о целой серии яровых пшениц, перевоспитанных в озимые, и о том, что при посевах по стерне зимуют в сибирские морозы даже малозимостойкие «украинка» и «новокрымка», а яровые, посеянные по стерне, никогда не болеют жестокой болезнью — пыльной головней. И показал снопики сибирской пшеницы, давшей урожай от 16 до 32 центнеров!
А начальник Управления планирования сельского хозяйства Госплана СССР В. С. Дмитриев сообщил, что непреодолимые, казалось, трудности культуры люцерны преодолеваются лысенковскими летними посевами люцерны на юге по чистому пару и грандиозная задача облесения степей будет гораздо скорее решена применением лысенковских способов лесоразведения (гнездовой посев! Гнездо древесных ростков не подпустит самого опасного врага молодого леса — траву. Почти отпадет сложнейшее и дорогое — уход за саженцами. И уже через 3–5 лет лес начнет свою службу). Лесные полосы, посевы трав… Лысенковские предложения помогают «вытянуть» эти очень важные звенья травопольной системы. Для Лысенко слияние учения Докучаева — Вильямса с учением Мичурина — не головной, теоретический вывод; это слияние делом, практикой, без которого нельзя изменять природу и при котором именно сила одного учения открывает всю силу другого учения!
Да, всем было видно, с чем пришли мичуринцы на сессию.
Один был некогда сад в Мичуринске — десятки тысяч мичуринских садов раскинулись по стране. Они зазеленели на Урале, перекинулись через «Каменный пояс». Ни деревца садового не знали в Минусинском районе — там теперь сады в каждом колхозе, тысяча семьсот гектаров садов. Сады в Новосибирске, Бийске, Горно-Алтайске, мичуринские яблоки, вишни в шахтерских поселках Кузнецкого бассейна. Виноград под Москвой. Невероятное на колхозных полях Украины: не подъем — прыжок в урожайности кукурузы на 20–25 центнеров сразу, за один 1948 год! И кок-сагыз, и просо…
А черешни под Ленинградом, которые даже вкуснее южных? Ультраскороспелый сорт хибинской картошки, сорт, созревающий с такой стремительностью, что он оказался важной находкой и для юга, где он дает два урожая! А у «грибовских» московских дынь плоды завязываются уже после первого листа. А мичуринцы Сочинской станции получили цитрусы, которые цветут уже однолетками. «Представляет большой практический интерес получить озимые формы риса», — сообщил сессии академик П. П. Лукьянченко, как о вполне возможном и очередном.
И это только то, чего сейчас добились и над чем сейчас работают мичуринцы.
— В самой жизни, в практике миллионов проверено, оценено, подтверждено и полюблено массами мичуринское направление в биологии! — страстно сказал в своей, с напряженным вниманием выслушанной, речи один из выступавших (А. В. Михалевич).
Образ Мичурина стоял за всем, что говорилось на этой сессии о победах советской передовой науки. С великой силой прозвучали слова его:
«Я вижу, что колхозный строй, через посредство которого коммунистическая партия начинает вести великое дело обновления земли, приведет трудящееся человечество к действительному могуществу над силами природы.
Великое будущее всего нашего естествознания — в колхозах и совхозах».
И другие слова великого обновителя земли:
«Партийность в философии является основным определяющим моментом… Только на основе учения Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина можно полностью реконструировать науку… Человек есть часть природы, но он не должен только внешне созерцать эту природу… Философия диалектического материализма есть орудие изменения этого объективного мира, она учит активно воздействовать на эту природу и изменять ее, но последовательно и активно воздействовать и изменять природу в силах только пролетариат, — так говорит учение Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина, — непревзойденных умов- гигантов».
Эти замечательные слова каждый из мичуринцев прямо относил к себе и своей работе, к своей борьбе со лжеучениями формальной генетики, порожденными раболепием перед западной идеалистической биологией.
С чем пришли на сессию те, другие, морганисты?
Давно была очевидна чужеродность их воззрений в советской науке. Но все же никто их не «притеснял», никто их не отвергал с «порога», долгие годы они господствовали организационно, численно и диктовали свои порядки, — с чем же пришли они, какие принесли доказательства нужности и могущества своего знания?
С огромным напряжением всех сил страна вынесла на своих плечах войну, одержала величайшую победу над самым страшным в истории врагом и сейчас выносит на своих плечах грандиозное дело восстановления, идя к новым победам, идя к коммунизму, а главный теоретик наших морганистов член- корреспондент Академии наук Н. П. Дубинин озабочен исследованием влияния немецкого нашествия… на структуру хромосом у дрозофил. Неприятности и огорчения дрозофил живо трогают его. «Популяции дрозофилы оказались в таких суровых условиях существования…»
Академик И. И. Шмальгаузен, не встретивший надобности упомянуть имя Мичурина, человека, творившего эволюцию, в обширной монографии о «факторах эволюции» пришел там, в строгом соответствии со всей генетикой Иогансена и Моргана, к выводу, что «породообразование домашних животных и сортообразование культурных растений» идет по затухающей кривой. Первые селекционеры «на заре времен» только использовали, раскрывали хаотические «резервы мутаций», накопившихся некогда, когда будущие «породы» и «сорта» были еще в диком состоянии. Теперь «резервы» почти исчерпаны. Дело идет все медленнее и туже. Словом, «чтобы вывести новый сорт, надо уже его иметь», как некогда заявлял Жордан.
— Перед лицом достижений последователей мичуринского учения утверждать прогрессирующее затухание строго направленной селекции — значит возводить напраслину на передовую науку, — сказал Лысенко об этой «теории» академика Шмальгаузена.
А Михалевич дал с трибуны совет академику Шмальгаузену побывать для выяснения научной истины в Киевской области и потолковать с народом, с колхозниками, уменьшаются ли «резервы изменчивости» или, наоборот, увеличиваются и следует ли говорить об «угасании сортообразования».
Он назвал имена бригадира Батюшинского, знаменитого просовода Охрима Земляного, Героев Социалистического Труда Елены Хобты, Половкова и пояснил:
— Они имеют свое твердое суждение по многим вопросам, которые вам, формальные генетики, кажутся предметом академических споров!
Впрочем, если предположить, что морганисты-теоретики в своих сетованиях о «затухании» имели в виду не мичуринцев, а морганистов же практиков, то тут они были совершенно правы.
Ни с чем, с пустыми руками пришли они на сессию. Они пытались сослаться на чужие сорта, сорта, выведенные такими селекционерами, как А. П. Шехурдин (автор замечательной пшеницы «лютесценс 062»); было неловко слушать это, до того было очевидно, что способы выведения этих сортов (давний-
