давний метод отбора!) никакого отношения к менделизму-морганизму не имели.
Да, ряды морганистов поредели. И куда девалась их былая кичливость! Они больше не гарцовали горделиво, с открытым забралом. Они клялись теперь, что они тоже мичуринцы (наивно воображая, что аудитория забыла, как еще несколько лет назад они свысока третировали Мичурина). Академик Шмальгаузен уверял, что он, в сущности, не то хотел сказать в своих книгах. И. А. Рапопорт доказывал, что формальная генетика находится на пороге великих открытий. Слушатели вспомнили, что в той же позе эта особа пребывает с завидным постоянством не менее четверти века, вдохновляясь примером барона фон Гринвальуса, о котором Козьма Прутков поведал:
Профессор А. Р. Жебрак, который несколько лет назад послал в американский журнал статью, опорочивающую советскую передовую науку, опорочивающую Лысенко (этот недостойный поступок с возмущением осудила вся наша общественность), — профессор Жебрак показывал сухие снопики позапрошлогодней пшеницы и задавал аудитории загадки, что это за пшеница. Потом он сказал, что пшеница, им демонстрируемая, мало куда годится, но вот он выведет такую пшеницу, какой никто не видывал.
Подводя итоги всем таким выступлениям, в эти дни «Правда» совершенно справедливо назвала морганистов бесплодными смоковницами.
Морганисты очень уютно чувствовали себя под крылышком прежнего руководства Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Сессия потребовала у тогдашнего директора академии академика В. С. Немчинова (статистика по специальности) ответа, как он смотрит теперь на их работу, на их учение.
Хромосомная теория вошла в золотой фонд науки. Такое мое мнение, — проговорил В. С. Немчинов.
И под смех всего зала Лысенко прокомментировал это «мнение» в своем заключительном слове:
— Не будучи в состоянии вскрыть закономерности живой природы, морганисты вынуждены прибегать к теории вероятности и, не понимая конкретного содержания биологических процессов, превращают биологическую науку в голую статистику… Наверное, по этой же причине и академик Немчинов заявил здесь, что у него, как у статистика, хромосомная теория наследственности легко уложилась в голове.
На сессии «волки надели овечьи шкуры». В действительности дело не обстояло так безобидно.
— По существу, дискуссии нет, дискуссия давно закончилась, — правильно отметил профессор Н. И. Нуждин. И он сказал, что тем более нет творческого спора, помогающего науке. Есть открытая борьба группки формальных генетиков против передового мичуринского учения. Эта борьба принимает самые недопустимые формы. И с ней нужно быстро покончить, ибо она мешает подготовке кадров, тормозит развитие генетики и селекции, а следовательно, наносит огромный ущерб науке и производству.
Десятки примеров этого огромного вреда и ущерба, которых не пересчитаешь на рубли, этой злобной борьбы мертвеца, душившего все живое, приводились на сессии. Люди говорили с болью, с гневом.
Вот директор Украинского института плодоводства П. Ф. Плесецкий рассказывает о двух периодах в работе своего института — в первый, морганистский, весь институт работал вхолостую.
Животноводы гордятся замечательным, умершим в 1935 году, советским ученым М. Ф. Ивановым, создателем новых животных, автором, в частности, ценнейшей породы асканийских тонкорунных овец. Иванов работал подлинно мичуринскими методами.
— Когда эту работу стало невозможно замалчивать, ее значение старались умалить и принизить, — сказал заместитель министра совхозов СССР Е. М. Чекменев. — Успех М. Ф. Иванова приписывали «слепому случаю», «особой интуиции»… Морганисты-менделисты добились тогда своего, и ценнейшее стадо асканийских овец было апробировано не как самостоятельная отечественная порода, а лишь как тип заграничной породы рамбулье.
Просто выписал из Америки мериносов, и получился «асканийский рамбулье»! Так пытались закрыть для советских животноводов гениальный творческий опыт М. Ф. Иванова.
На место мичуринских способов работы Иванова морганисты протаскивали свои способы. Пятнадцать лет морганист Я. С. Глембоцкий «улучшал» в совхозе «Котовский», Сталинградской области, стадо овец по рецепту известного морганиста-теоретика профессора А. С. Серебровского. Товарищ Е. М. Чекменев привел цифры: средний живой вес матки равнялся в 1933 году 49 килограммам, в 1947 году — 48,7 килограмма, настриг шерсти в 1934 году — 3,1 килограмма, в 1947 году — 3,2 килограмма.
А мичуринец К. Д. Филянский добился за гораздо более короткие сроки настрига шерсти (в совхозе «Большевик») 6 килограммов; а С. И. Штейман в своем знаменитом «караваевском стаде» совсем пересоздал с помощью мичуринской науки корову. Он пересоздал ее радикально, сделал почти неузнаваемой на глазах одного людского поколения. Шестнадцать тысяч литров — вот годовой удой «Послушницы второй». Вымя караваевских коров весит в среднем 15–18 килограммов, у лучших — 22–25 килограммов, 1 ? пуда! В обхвате оно 1,5–1,85 метра.
Обычный вес вымени у коров — кило-полтора.
Все органы в теле караваевских коров иные: сердце, печень, легкие, селезенка. У них более частое дыхание, выше давление крови и даже температура тела, которую, казалось, ничем не изменишь у млекопитающего, сдвинулась вверх почти на целый градус. (Эти данные приводил директор Государственного племенного рассадника крупного рогатого скота костромской породы В. А. Шаумян.)
А морганисты за все эти годы не создали ни одной, никакой породы животных.
Разительно это сравнение результатов работы науки мичуринской и «науки» морганистов!
Академик М. А. Ольшанский рассказал, что когда, лет десять назад, в одной научной комиссии обсуждалась тема «Управление расщеплением гибридов», видный морганист демонстративно встал со своего места и ушел.
Мичуринцы управляют расщеплением гибридов. «В чистых линиях отбор бессилен», но воспитание представителей этих «чистых линий» в разных условиях делает их наследственно различными, и уже немало новых, превосходных и притом разных сортов выведено мичуринцами из бывших чистых линий. Мичуринцы-плодоводы показали, что можно, управляя концентрацией клеточного сока, управлять образованием либо ростовых, либо плодовых почек у деревьев.
А главная защитница цитадели морганизма — дрозофила: разве эта мушка не живое существо! И в работах, очень побочных для мичуринской науки, но чрезвычайно эффектных, генетики-мичуринцы демонстрируют, что и тут почва под ногами морганистов мнимая, воображаемая: мушка-дрозофила подчиняется в своем развитии всем действительным, не вейсманистским законам жизни, ее наследственность может быть переделана воспитанием, воздействием среды, и приобретенные признаки она передает потомству.
А известнейшие наши биохимики Н. М. Сисакян и Б. М. Рубин сообщили сессии, как объективные методы биохимии неопровержимо отмечают, «засекают» изменения в самом «сокровенном» — в химизме организма, в его составе, когда изменились условия его существования, тем самым еще раз, с новой стороны, подтверждая безукоризненную справедливость положений мичуринской науки.
И вот на трибуне машиностроитель, действительный член академии И. Ф. Василенко. Что скажет он сессии?
Он сказал, что советская наука о сельскохозяйственных машинах — самая передовая в мире. Основоположник ее — академик В. П. Горячкин. А особенности ее в том, что она опирается не только на
