Будущая Ева [Ева будущего]

В моих руках больные могут потерять жизнь, но никогда не теряют надежды!

Доктор Рилл

— Дорогой мой гений, — немного придя в себя, заговорил молодой человек, — повторяю, я нисколько не сомневаюсь в ваших добрых намерениях. Благодарю за желание помочь мне, я глубоко тронут сердечным вашим участием. Но все, что вы изложили, не более, как мечта, и столь же устрашающая, сколь и неосуществимая.

— Дорогой мой лорд… сознайтесь, в глубине души вы чувствуете, что она осуществима, вы ведь все еще колеблетесь!

Лорд Эвальд вытер пот, выступивший у него на лбу.

— Мисс Алисия Клери к тому же никогда не согласилась бы подвергнуться подобному эксперименту, да и я, признаться, поостерегся бы теперь предлагать ей что-либо подобное.

— А это уж мое дело и вас не касается. Кроме того, ваша обожаемая мисс Алисия Клери ничего и не должна знать об эксперименте — это основное его условие, — иначе его невозможно будет осуществить полностью, а следовательно, он вообще ТЕРЯЕТ всякий СМЫСЛ.

— Но в конце-то концов, — воскликнул лорд Эвальд, — не можете же вы вовсе не считаться с моей любовью к ней!

— Вы даже и представить себе не можете, до какой степени я считаюсь с вашим чувством, — отвечал Эдисон.

— Ну, и какими же коварными уловками собираетесь вы убедить меня в реальности этой новоявленной Евы, даже если предположить, что вам удастся создать ее?

— О, все дело здесь в мгновенном впечатлении — способность к рассуждению в этих случаях вещь весьма вторичная. Разве рассуждаем мы, поддаваясь чьим-либо чарам? К тому же объяснения, которые я в ходе эксперимента буду вам давать, явятся лишь точным выражением того, что вы пытаетесь скрыть от самого себя. Я ведь только человек, homo sum! Мое создание гораздо убедительнее ответит вам своей данностью.

— Но смогу я — о, это очень мне важно — в ходе этих объяснений оспаривать их?

— Если хотя БЫ ОДНО из ваших возражений окажется обоснованным, мы оба тут же откажемся от продолжения эксперимента.

Лорд Эвальд снова задумался.

— Но я должен предупредить вас: у меня, увы, очень зоркие глаза.

— Зоркие глаза? Скажите, не кажется ли вам, что вы сейчас совершенно отчетливо видите вот эту каплю воды? А между тем, если я помещу ее меж двух хрустальных пластинок перед объективом этого микроскопа и спроецирую точное ее изображение на тот белый шелк, на котором давеча являлась нам очаровательная Алисия, разве глаза ваши не опровергнут первоначальное впечатление от неожиданного зрелища, которое явит вам в этом случае та же самая капля воды? А если мы подумаем о бесконечном числе неведомых существ, что таятся еще в этом жидком шарике, то поймем, насколько невелико могущество этого инструмента, служащего нам зрительными костылями, ибо разница между тем, что мы видим простым глазом, и тем, что обнаруживаем при помощи микроскопа, не может идти ни в какое сравнение со всем тем, что он не способен нам показать. Итак, запомните раз и навсегда, что видим мы в мире явлений лишь то, что они являют нашему невооруженному глазу; постигаем лишь то, что им угодно приоткрыть из таинственной своей сущности; мы владеем лишь тем, что способны в этом мире воспринять, — каждый в зависимости от собственной природы. И мыслящий человек, подобно белке в колесе, мечется в шаткой тюрьме своего «я», тщетно пытаясь убежать от Иллюзии, в плену которой держат его злополучные его чувства! И вот, введя в обман ваши глаза, Гадали станет для вас мисс Алисией.

— Право же, господин волшебник, — ответил лорд Эвальд, — можно подумать, что вы всерьез считаете меня способным «влюбиться» в мисс Гадали?

— Именно этого должен был бы я опасаться, будь вы человеком заурядным. Но ваша исповедь успокоила меня. Разве не призывали вы давеча Бога в свидетели, что в вас навеки погасла даже сама мысль о плотском обладании вашей живой красавицей? Так вот, вы полюбите Гадали, полюбите, уверяю вас, и только той любовью, которой она заслуживает. А это прекраснее, чем быть в нее влюбленным.

— Полюблю? Ее?

— А почему бы и нет? Разве не должна она навеки воплотиться в ту единственную форму, которая олицетворяет для вас Любовь? И при этом не менее материальную — не с вами ли говорили мы о том, что, беспрерывно видоизменяясь, человеческая плоть существует в какой-то мере лишь в нашем воображении. И вот, вместо этой — нестойкой — плоти будет другая, созданная наукой, а она прочнее… чем та.

— Но любить можно лишь существо одушевленное! — сказал лорд Эвальд.

— Ну и что?

— Душа есть нечто неведомое; как же придадите вы ее вашей Гадали?

— Придают же снаряду скорость икс, а икс ведь тоже есть нечто неизвестное.

— Будет ли она хотя бы знать, кто она такая, то есть, я хочу сказать, что она такое?

— А разве сами мы так уж хорошо знаем о себе, кто мы такие и что мы такое? Неужто станете вы требовать от копии больше того, что Господь Бог счел нужным вложить в оригинал?

— Я спрашиваю, будет ли ваше творение сознавать себя собою?

— Разумеется, — ответил Эдисон, словно удивившись этому вопросу.

— Что? Как вы сказали? — переспросил лорд Эвальд в полном недоумении.

— Я сказал: разумеется! Ибо сие зависит от вас. И я именно на вас и рассчитываю для осуществления конечного этапа моего чуда.

— На меня?

— На кого же еще? Кто более вас заинтересован в разрешении этой задачи?

— В таком случае, — грустно сказал лорд Эвальд, — будьте любезны, укажите, куда мне надлежит отправиться, чтобы похитить искру священного огня, что вложен в нас Мировым Разумом. Меня ведь зовут не Прометей, а попросту лорд Селиан Эвальд, и я всего лишь простой смертный.

— Ба! В каждом человеке, хоть сам он того и не ведает, живет Прометей, и никому не удается избежать клюва орла, — ответил Эдисон. — Милорд, право, уверяю вас, одной-единственной из этих живущих в нас все еще божественных искр, с помощью которых вы столько раз пытались (и всегда тщетно!) осветить душевную пустоту вашей очаровательницы, достаточно будет, чтобы зажечь пламя жизни в ее тени.

— О, докажите мне это! — воскликнул лорд Эвальд. — И тогда, может быть…

— Докажу — и немедленно. Вы сами сказали, — продолжал Эдисон, — существо, которое вы любите в этой живой женщине и которое одно только является для вас РЕАЛЬНЫМ, не имеет ничего общего с истинной сущностью этой случайной прохожей, встретившейся вам на жизненном пути, а является лишь порождением вашего Желания, вашей Мечты.

Той, которую вы любите в ней, не существует, больше того, вы прекрасно знаете, что ее не существует. Ибо вы ведь не являетесь ни жертвой ее обмана, ни жертвой собственного заблуждения.

Вы сознательно закрываете глаза, глаза своего разума, вы заглушаете в себе его трезвый обличающий голос, лишь бы видеть в своей возлюбленной желанный, призываемый вами фантом. Следовательно, то, что вы считаете подлинной Алисией, есть лишь Иллюзия, рожденная лицезрением ее красоты, словно молнией пронзившей некогда все ваше существо. Именно в эту Иллюзию пытаетесь вы во что бы то ни стало ВДОХНУТЬ ЖИЗНЬ, находясь рядом с вашей «избранницей», вопреки беспрерывному чувству разочарования, в которое на каждом шагу ввергает вас убийственное, оскорбительное, изнуряющее ничтожество реальной мисс Алисии. И любите вы