«Раковины для кухни и ванной — Патимкин» располагались в самом центре негритянского квартала Ньюарка. Много лет назад, в эру великого переселения, этот район населяли евреи. Здесь до сих пор сохранились лавки, торгующие рыбой и кошерными деликатесами, и турецкие бани, где в начале века мылись мои дед и бабка. Даже запахи еще сохранились — можно уловить пряный аромат рыбы, солонины и маринованных помидоров. Но ароматы эти теперь едва различимы среди вони кожевенных фабрик, кислых паров пивоварни и масляного духа автомобильных мастерских; на улицах уже не услышишь идиш, — здесь теперь раздаются крики темнокожих ребятишек, гоняющих палками изодранные резиновые мячи. Изменилась вся округа: старые евреи отборолись за свое существование и сошли в могилы, их потомство, разбогатев, двинулось дальше на запад, к окраине Ньюарка. Затем — за его пределы, вверх по склонам Оранжевых гор. Достигнув вершины, они перевалили через нее и устремились вниз — вторгаясь на территорию язычников подобно тому, как в свое время ирландцы и шотландцы просочились через Кемберлендский проход. Теперь путь, проделанный евреями, повторяли негры, а те из них, что продолжали влачить жалкое существование в Третьем районе, мечтали по ночам на своих вонючих матрасах о сосновом воздухе Джорджии.
Я вдруг подумал, что мне, возможно, удастся увидеть здесь темнокожего мальчишку из библиотеки. Конечно же, этого не произошло, хотя уверен, что жил он в одном из этих обшарпанных многоквартирных домов, в подъездах которых постоянно снуют собаки, дети и женщины в передниках, а в окнах верхних этажей день-деньской торчат дряхлые старики, не способные уже спускаться по лестнице. Они сидят возле раскрытых окон, лишенных занавесок, и, облокотясь о тощие подушки, свешивают головы, чтобы разглядеть слоняющуюся внизу молодежь, беременных женщин и безработных.
Кто пришел вслед за неграми? Кто там еще остался? «Похоже, смены неграм не будет, — подумал я, — и в один прекрасный день улицы, на которых моя бабушка гоняла чаи, опустеют, и все мы перевалим через Оранжевые горы, и покойники наши перестанут стучаться в крышку гроба.
Я подъехал к огромным гаражным воротам, на которых было выведено:
РАКОВИНЫ ДЛЯ КУХНИ И ВАННОЙ — ПАТИМКИН
«Всех видов — всех размеров»
Я вошел в громадное складское помещение, в центре которого помещался небольшой стеклянный офис. Позади офиса рабочие загружали два трейлера, а мистер Патимкин, зажав во рту сигару, на кого-то орал. «Кто-то» оказался Роном. На нем была белая тенниска с надписью «Ассоциация спортсменов штата Огайо», и хотя Рон был выше мистера Патимкина и так же крепко сложен, — перед отцом он стоял с вытянутыми по швам руками, словно маленький мальчик. Сигара мистера Патимкина так и прыгала во рту. Шестеро негров с бешеной скоростью загружали машину, складывая — у меня свело судорогой живот — раковины одну на другую.
Рон выслушал отца, повернулся и принялся командовать грузчиками. Он размахивал руками, и хотя был, судя по всему, немного смущен, не особо, по-моему, заботился о сохранности раковин. Я вообразил себя на месте Рона. Господи, я уже через час заработал бы язву! Я почти слышал, как с дребезгом разлетаются по полу осколки эмали, — и свой собственный голос: «Внимательнее, ребята! Осторожнее!» Бабах! «Ох, ребята... осторожнее... Ох!» А что, если мистер Патимкин подойдет сейчас ко мне и скажет:
— Ну что, парень, хочешь жениться на моей дочери? Давай-ка посмотрим, на что ты способен.
Ему будет на что посмотреть. Через минуту весь склад превратится в хранилище битой эмали.
— Клюгман! Что ты за работник?! Ты работаешь, как ешь!
— Так точно! Я воробышек. Отпустите меня, пожалуйста!
— Ты что — не умеешь грузить машины?
— Мистер Патимкин, даже вдохи и выдохи даются мне с трудом, я устаю во время сна, пустите меня, пустите...
Мистер Патимкин между тем отправился в свой «аквариум» — там надрывался телефон. Мне каким-то образом удалось выдернуть себя из забытья, и я пошел за отцом Бренды. Мистер Патимкин поднял на меня глаза и приветственно махнул свободной рукой, в которой дымилась сигара. Из-за стеклянной перегородки доносился голос Рона:
— Вы не можете уходить на обед все сразу. Так мы никогда не закончим!
— Присаживайся, — сказал мне мистер Патимкин, на секудну отвлекшись от телефонного разговора. Я огляделся— в офисе был только один стул — тот, на котором сидел мистер Патимкин. Тут не принято рассиживаться — тут нужно зарабатывать деньги тяжелым трудом. Я принялся рассматривать календари, развешанные на картотечных шкафах; на них были изображены женщины такой фантастической красы, с такими неземными бедрами и грудями размером с вымя, что никому бы и в голову не пришло принять это за порнографию. Художник изобразил на фирменных календарях «Строительной компании Льюиса», «Мастерской Эрла» и компании «Гроссман и сын. Картонные коробки» особей неизвестного мне третьего пола.
— Да, да, да! — кричал в трубку мистер Патимкин. — Что значит — завтра?! Завтра мир может взорваться к чертовой матери.
Ему что-то ответили на том конце провода. Интересно, с кем он беседует? С Льюисом из строительной компании? Или с Эрлом из мастерской?
— У меня работа, Гроссман. Я не занимаюсь благотворительностью !
Ага, значит, мордуют Гроссмана.
— А мне насрать! — заорал мистер Патимкин. — Ты у нас не единственный, мой дорогой друг! — добавил мистер Патимкин и подмигнул мне.
Ага! Заговор против Гроссмана. Мы с мистером Патимкином заодно! Я постарался улыбнуться как можно более заговорщицки.
— Вот это другое дело, — сказал мистер Патимкин в трубку. — Будем ждать до пяти, не дольше.
Он что-то написал на листке бумаги. Как выяснилось, изобразил мистер Патимкин простой крестик.
— Сын будет здесь, — продолжал он. — Да, вошел в дело.
Не знаю, что ему ответил Гроссман, но мистер Патимкин расхохотался и повесил трубку, не попрощавшись. Потом оглянулся — посмотреть, что делает Рон.
— Четыре года проучился в колледже — и не может разгрузить машину, — прокомментировал он действия своего сына.
Я не знал, что сказать, но в конце концов предпочел правду:
— Боюсь, и я бы не сумел.
— Всему нужно научиться. Я что, по-твоему, — гений? А научился. От тяжелой работы еще никто не умирал.
С этим я согласился.
Мистер Патимкин посмотрел на свою сигару:
— Кто работает, тот и зарабатывает. Будешь сидеть на заднице — ничего не добьешься... Все самые богатые люди сколотили состояния благодаря усердному труду, поверь мне. Даже Рокфеллер. Успех так просто не приходит... — тираду он произнес задумчиво, обводя взглядом свою вотчину.
Мистер Патимкин был не мастак разговаривать, и мне показалось, что подвигнули его на этот залп очевидностей мы с Роном — сын своей неуклюжестью, а я тем, что был чужаком, который однажды может стать членом семьи. Действительно ли мистер Патимкин рассматривал такую возможность? Я не знаю. Могу сказать только одно: сказанные им слова не передавали того удовлетворения, которое он испытывал от той жизни, что обеспечил себе и своей семье.
Он еще раз взглянул на Рона:
— Ты только посмотри! Если бы он так же играл в баскетбол, его бы выгнали с площадки к чертовой матери! — сказал он. Но при этом улыбался. Встав со стула, мистер Патимкин подошел к двери: — Рон, отпусти их на обед.
— Я хотел половину отпустить сейчас, а остальных — попозже! — крикнул в ответ Рон.
— Почему?
— Чтобы не было простоев...
