Энн скорее почувствовала, чем увидела, как Алекс шагнул к ее сыну, и схватила его за руку.
— Алекс, прошу тебя! — умоляюще сказала она, вся дрожа.
Алекс обнял ее и крепко прижал к себе.
— Конечно, вы оба можете взять отсюда всю мебель, какую захотите, — быстро добавила она слабым голосом.
Алекс нежно погладил ее по руке.
— Так вы, как я понимаю, купите себе другой дом на деньги, вырученные от продажи этого? Любовное гнездышко где-нибудь в живописном месте? — Питер, видимо, осмелел и уже говорил громко.
— В этом нет необходимости, — холодно ответил Алекс. — Я предложил вашей матери купить на вырученные деньги ценные бумаги, чтобы у нее был собственный небольшой доход.
— Вот как! Так вы обсуждали с мамой денежные вопросы? — почти торжествующе констатировал Питер.
— Что вы, собственно, хотите знать? Скажите прямо! — сердито воскликнул Алекс. — Ради всего святого, неужели вы думаете, что я женюсь на вашей матери ради ее денег?
— Признаюсь, эта мысль приходила мне в голову, — саркастически заметил Питер.
— Почему? Она что, богатая женщина?
— Послушайте, бросьте прикидываться! — презрительно фыркнул Питер. — Вы отлично знаете, что это так. Достаточно взглянуть на этот дом. А она, несомненно, была настолько глупа, что рассказала вам о страховом полисе и о других деньгах, оставленных ей отцом.
— Питер! Ты невыносим! Мы никогда не касались денежных вопросов, ни разу! — сказала Энн дрожащим голосом.
Она устала, чувствовала себя несчастной и хотела только одного: чтобы ее оставили вдвоем с Алексом. Она посмотрела на сына и почувствовала, что он ей противен.
Питер, увидев выражение ее лица, испугался, что зашел слишком далеко, и продолжал более спокойно:
— Прошу тебя, мама, попробуй взглянуть на это с моей точки зрения. В конце концов я продолжаю чувствовать себя ответственным за тебя. Почему он не говорит нам, чем занимается? Почему держит себя так дьявольски загадочно? А может, он преступник? Тебе ведь о нем ничего не известно!
— Насколько я понял вас, Питер, вы чувствовали бы себя спокойнее, если бы знали, каково мое материальное положение. Это так? — спросил Алекс.
— В общем, да.
— Как правило, я никому не рассказываю о положении своих финансов. Но сегодня вечером надеялся поговорить с вами, Питер, как с мужчиной, главой семьи, об условиях брачного контракта, который собираюсь заключить с вашей матерью, о выделении ей определенных сумм денег и имущества. Но после вашего поведения сегодня вечером, после всех возмутительных вещей, которые вы успели мне наговорить, и видя вашу очевидную одержимость деньгами, я стал опасаться, что, рассказав об этом именно вам, окажу вашей матери плохую услугу.
Питер открыл рот от удивления. На этот раз он потерял дар речи.
— Кроме того, — холодно продолжал Алекс, — меня возмущает ваше оскорбительное отношение к матери. Вы в самом деле полагаете, что для нее единственная возможность заполучить мужа — это хороший банковский счет? Меня совершенно не интересует, сколько у нее денег! Мне не нужны ее деньги! Я не нуждаюсь в них.
— Хорошо сказано, Алекс! Я счастлива за вас обоих.
— Благодарю вас, Фей.
Алекс улыбнулся ей. Его взгляд потеплел.
— В этом ты вся, Фей. От тебя разве дождешься помощи? — ядовито попрекнул ее брат. — Мне следовало знать, что ты сразу пойдешь на попятный и будешь спокойно смотреть, как мама губит свою жизнь и выбрасывает на ветер деньги, наслушавшись сентиментальных речей.
— В жизни есть много хорошего, кроме денег, Питер. Когда еще ты видел маму такой довольной и счастливой? Как ты можешь отравлять ей радость? — горячо воскликнула Фей.
— Должен сказать, Питер, — снова заговорил Алекс холодным тоном, от которого у Энн по спине пробежали мурашки, — что раньше не совсем понимал, почему ваш отец ничего вам не оставил. То есть до сегодняшнего вечера не понимал. Он явно был гораздо более проницательным человеком, чем я думал.
Женщины не успели задержать Питера. Он пронесся через комнату и уже было поднял руку, чтобы ударить Алекса, но тот одним, почти ленивым движением схватил его за запястье и не выпускал, несмотря на то что Питер брыкался и лягался от ярости. Протащив его через всю гостиную, Алекс не слишком церемонно толкнул его обратно на софу.
— Ради всего святого, прекратите! — закричала Энн. — Боже милостивый, что происходит в этой семье?! Сомневаюсь, Питер, что смогу когда-нибудь простить тебе этот вечер! Ведь я предупредила тебя, что никто не заставит меня отказаться от Алекса. Почему ты так ведешь себя? Ты не хочешь, чтобы я была счастлива? Отвечай! — продолжала она кричать.
— Будь счастлива, мама, мне-то что? Загуби свою жизнь. Скажу тебе только одно: если предпочитаешь его нам, то больше не увидишь Адама. Никогда!
Теперь закричала Фей:
— Ты не сделаешь этого, Питер! Не посмеешь лишить Адама его семьи только потому, что не одобряешь мамин выбор!
— Еще как посмею! Именно так и сделаю! — самоуверенно заявил Питер.
— Послушайте, Питер, — ледяным тоном обратился к нему Алекс, — помните цитату, которую вы привели за обедом? Вы сказали: «Не верь данайцам, дары приносящим».
— Да, и что?
— По-латыни это звучит так: Timeo Danaos et dona ferentes.
— Благодарю вас за урок!
— Это означает: «Бойся данайцев, дары приносящих». Так вот, если вы попытаетесь лишить вашу мать права видеть внука когда ей захочется, вам придется вспомнить об этой цитате, обещаю вам это, — медленно и отчетливо произнес Алекс.
— Как это надо понимать? — расхохотался Питер. — Вы что, угрожаете мне?
— Нет. Предостерегаю.
— Ах вот как! А что, по-вашему, вы можете сделать, чтобы помешать мне?
— Я уничтожу вас! — ответил Алекс так тихо, что Энн пришлось напрячь слух, чтобы расслышать.
— Вы так думаете? — издевательски спросил Питер. — О, у меня уже душа в пятки ушла! Это вы-то уничтожите меня? Вряд ли вам это удастся!
— Я могу уничтожить любого человека, если только захочу, Питер. На вашем месте я отнесся бы к этому предостережению серьезно.
Алекс повернулся к Энн:
— Анна, радость моя; твой чудесный вечер испорчен. Мне страшно жаль, я знаю, какое ты придавала ему значение! Продолжать этот разговор было бы не только бессмысленно, но и бестактно. Извини меня…
Он поклонился ей.
— Фей, Салли, благодарю вас за ваше очаровательное общество и за поддержку, оказанную Анне в этот вечер.
Он снова поклонился и вышел из комнаты.
— Проклятый наглец! — в бессильной ярости завопил Питер. — За кого, черт побери, он себя принимает? Как он смеет так разговаривать в доме моего отца?! — Он вскочил на ноги, трясясь от злости.
— Питер! Это ты довел Алекса до этого, он благородный, гордый человек, а ты жестоко оскорбил его. Ты вел себя как последнее дерьмо!
