матери взрослых детей.
Потом, развеселившись, женщины стали потчевать ее историями о хитроумных невестах, обманывающих незадачливых женихов. Оказывается, есть врачи, которые специализируются на восстановлении потерянной невинности. Упомянули и о трагической участи невест, чья единственная вина состояла в том, что они были родом из другой деревни и оказывались чужими в семье будущего мужа, — их убивали. Такие браки, как известно, обречены, они всегда кончаются несчастьем. Такое, правда, случается только в сельской местности, не забывали повторять тетки и кузины. Энн поразило, что мужчины в их рассказах неизменно выступали противниками женского пола. Мужчины не способны на верность, твердили дамы, они не изменяют разве только собственной матери. Говорили о страшной власти матриархата, которая, как думала Энн, совершенно нехарактерна для отношений между ней и ее детьми. Она начала понимать, что борьба за равноправие женщин велась в этих краях в течение многих столетий и отнюдь не походила на движение за женские права на Западе. Энн удивляло, что никто ни слова не сказал о любви, точно после брака ее уже не существовало.
Были затронуты и другие вопросы, но разговор неизменно возвращался к теме девственности, казалось, притягивавшей к себе этих женщин сильнее, чем любого мужчину. И все это время они улыбались Энн, были с ней любезны и ласковы. Ее недоумение все усиливалось.
Она вспомнила о красивом платье, висевшем у нее в каюте, подумала об Алексе и, нервно вертя бокал, согласилась выпить еще немного вина, надеясь с его помощью заглушить свои страхи и сомнения, которые, как она еще совсем недавно полагала, ей удалось преодолеть.
— Скажите, похожа я на Наду? — неожиданно для себя спросила Энн.
Веселое щебетание сразу оборвалось. Лица дам явно выражали неодобрение, некоторые из них издали странный звук, будто втягивали в себя воздух, другие перекрестились, а одна кузина расплескала вино.
— Ну так как, похожа я на нее или нет? — повторила Энн, глядя в упор на родственниц Алекса.
Те дружно повернулись к Ариадне.
— Не следовало тебе сегодня упоминать имя Нады, — проговорила та. Лицо ее застыло.
— Это не к добру! — воскликнула пожилая тетушка, ломая руки. — Так недолго и беду накликать!
— Я не суеверна и хочу знать, похожа ли я на Наду, — настаивала Энн. — Ответит мне кто-нибудь?
— Нисколько не похожа, — бесстрастно произнесла Ариадна. — Кому налить еще бренди?
Заговорили о чем-то другом. Энн чувствовала, что с нее довольно. Извинившись, она ушла к себе.
В ту ночь она мало спала. Освещенное луной платье неясно вырисовывалось в полумраке. Энн поймала себя на мысли, что брак достаточно сложен сам по себе, без дополнительных трудностей, создаваемых различием рас и культур. В чем же тайна поведения этих женщин? Может, они пытались под видом шуток и пустой болтовни дать ей понять, что ее брак с Алексом является для них разочарованием, что ей следовало быть гречанкой и к тому же невинной девушкой? Хотели ли они предостеречь ее своими рассказами о злоключениях недостойных невест? Все благоразумные советы Фей были забыты — они вылетели в иллюминатор и утонули в Эгейском море.
«У меня нет сил, — повторяла про себя Энн, — чтобы пройти через это испытание».
Потом она вспомнила об Алексе, о его ласках, о том, как ее тело отзывалось на малейшее его прикосновение, как даже в присутствии других она слабела, стоило ему лишь взглянуть на нее. Она подумала о чувстве защищенности, которое всегда испытывала при нем, о его заботливости, доброте и щедрости. Неужели она может серьезно думать, что способна жить без него? Энн поворачивалась с боку на бок, но никак не могла найти удобного положения. Есть ли испытание, через которое она не может пройти? Ведь это просто бред! Рассуждать теперь слишком поздно — ведь они уже женаты. По английским законам они муж и жена. Предстоящая свадьба не больше чем очередной ритуал, очередной спектакль. Они уже соединены перед Богом и людьми!
Не зажигая света, она закурила сигарету. Все эти надуманные проблемы связаны с их пребыванием в этой стране, а вовсе не с ней. В Англии она не испугалась бы россказней о кровной мести и несчастных девственницах, ей бы и в голову ничего подобного не пришло! Родственницы Алекса могут сколько угодно разыгрывать из себя утонченных афинских дам, но давно ли они стали такими, давно ли покинули свои родные деревни, в которых происходили все эти чудовищные истории? Неужели болтовня суеверных сельских жительниц могла заронить в ее душу сомнения?
А яхта все плыла и плыла по Эгейскому морю, ночью темно-пурпурному, мимо многочисленных, полных загадок островов, залитых лунным светом. Энн захотелось поскорее вернуться в Англию — там иностранцем будет опять Алекс, а не она.
Глава 5
На следующий день солнце с самого утра освещало каюту. Погода была великолепная. Казалось, солнечные лучи разгоняли все тени и страхи прошедшей ночи.
Энн стояла перед большим зеркалом. Вокруг нее суетилась Елена, расправляя и приглаживая складки нового платья. Сидело оно на Энн идеально. Она сунула ноги в лодочки, водрузила на голову элегантную широкополую шляпу. Ее волосы, выгоревшие под греческим солнцем, были полностью скрыты под изогнутыми полями, живописно обрамлявшими лицо. Большие голубые глаза Энн безжалостно изучали отражавшуюся в зеркале женщину.
Несомненно, высокие каблуки заметно увеличили ее рост. Да и вообще платье было скроено так удачно, что она в нем казалось выше, чем в действительности. Облегающий корсаж, жесткий от покрывавшего его жемчуга, приподнимал ее грудь, соблазнительно выглядывавшую из низкого квадратного декольте. Энн повернулась, пышная юбка взметнулась с шелестом вслед за ее движением.
— Ну, Елена, что скажете?
— Вы необыкновенно хороши, мадам! Не знай я вашего возраста, то дала бы вам чуть больше двадцати. — И Елена восхищенно прижала руки к груди.
Энн бросила на нее быстрый взгляд, пытаясь уловить тень скрытой насмешки, но ничего не заметила. Она была слишком скромного мнения о своей внешности, чтобы принять на веру справедливость слов Елены. Однако никакого преувеличения в них не было: она действительно казалась совсем молодой. Золотисто-коричневый загар очень шел ей, а кремовый шелк подчеркивал свежий цвет лица, заставлявший забывать о ее возрасте. Ясный блеск глаз и весь ее радостный облик были отражением счастья, сопутствовавшего ей в последние месяцы.
Энн улыбнулась своему отражению в зеркале. Тревожные мысли, терзавшие ее ночью, при утреннем свете казались нелепым наваждением, иллюзией.
Иллюзией? При этой мысли она застыла. Ведь ее платье как раз и свидетельствовало о желании Алекса создать иллюзию. Она покачала головой, ее нарядная шляпа от этого заколыхалась. А почему бы и нет? Что плохого в том, что ему хочется видеть ее в образе молоденькой новобрачной? Ведь именно такой она, несомненно, царит в его сердце, такой благодаря его любви она чувствует себя!
Она надвинула поглубже шляпу, бросила в зеркало последний взгляд и с уверенным видом вышла на палубу.
Женщины окружили ее. Все они, за исключением Ариадны, были в длинных платьях из яркого шелка. Морской ветер раздувал их юбки, и они хлопали, как разноцветные знамена на средневековом турнире. Гладкое черное платье Ариадны особенно выделялось на этом пестром фоне. Не одна Энн внешне преобразилась. Остальные женщины в своих нарядных туалетах тоже выглядели значительно моложе и могли с честью выполнить роль подружек невесты.
Остров уже показался на горизонте. Чем ближе он становился, тем сильнее нервничала Энн, но это было обычное волнение, свойственное всем невестам независимо от возраста.
Алекс оказался прав: со стороны моря Ксерос был удивительно живописен. Грациозно покоящийся на воде остров производил впечатление чего-то воздушного, почти нереального, а море было того сине-
