его помощников?!
— Как же ты привыкла обо всех беспокоиться, мамуся! Я буду с ним сама нежность. — Непочтительно расхохотавшись, Фей подхватила свою папку с эскизами и убежала.
Янни между тем уверенно продолжал свое шествие по жизни. Хоть бы он совершил какую-нибудь чудовищную оплошность, думала иногда Энн, тогда окружающие убедились бы, что он такой же человек, как и все. Больше всего ее раздражала его манера безмолвно, точно элегантный призрак, скользить по дому. Он вечно неожиданно возникал позади нее, заставляя ее вздрагивать. Энн одолевало желание крикнуть ему, чтобы он перестал красться за ней и не ходил так тихо.
Как-то Энн была одна в гостиной. Она думала, что и в доме больше никого нет. Ей вдруг захотелось переставить на новое место одну из чудесных китайских ваз. С вазой в руках она осторожно шла по комнате и скорее почувствовала, чем заметила какое-то движение в углу. От неожиданности она вздрогнула, споткнулась о персидский ковер, и драгоценный сосуд со стуком упал на пол и разлетелся на тысячу осколков. Янни, ахнув, склонился над обломками.
— Какого черта вы ходите так бесшумно? — сердито закричала Энн.
— Простите меня, миссис Георгопулос!
— Мне до смерти надоело, что вы крадетесь как тень, будто шпионите за мной. Это действует мне на нервы! — кричала она.
Для самой Энн был неожиданностью поднятый ею шум. Она понимала, что ее поведение несоразмерно со случившимся.
— Миссис Георгопулос, я не понимаю… — проговорил Янни. Его лицо выражало удивление: Энн никогда не кричала.
— Почему ты так кричишь, Анна? Что здесь, черт возьми, разбилось? — На пороге стоял Алекс.
— Это китайская ваза, сэр, — ровным голосом ответил Янни.
— Вы разбили ее! — В тоне Алекса прозвучали опасные нотки.
— Нет, Алекс, это я, — вмешалась Энн. — Янни испугал меня. Он все время шныряет вокруг. Удивительно, что до сих пор еще ничего подобного не случилось!
— Прошу извинить, сэр, если я напугал миссис Георгопулос. Я не хотел этого.
— Ну конечно, Янни, я в этом не сомневаюсь. Очень жаль, что ваза разбилась! Пришлите Фиону, пусть посмотрит, нельзя ли склеить, и оставьте нас одних.
Задыхаясь от гнева, Энн смотрела, как Янни молча выходит из комнаты.
— С твоей стороны, Анна, несправедливо, разбив вазу, попытаться свалить ответственность на другого. Ты меня удивляешь! — упрекнул ее Алекс.
— Я не пыталась свалить на него ответственность. Это правда, что ваза разбилась по его вине. Он часто меня пугает.
Куда бы я ни повернулась, всюду возникает Янни, кланяясь и улыбаясь. Он сводит меня с ума!
— Не преувеличивай, дорогая. Если бы он шумел, ты сердилась бы еще больше. Постарайся быть справедливой. Он чудный парень, и ты это знаешь. А расстроилась ты из-за вазы, вот и все!
— Прошу тебя, Алекс, не говори со мной таким покровительственным тоном. В последнее время он ужасно меня раздражает. Может, по-твоему, это и глупо, но я ничего не могу с собой поделать! Если уж мне приходится жить в одном доме с твоими помощниками, то пусть это будут симпатичные мне люди.
— Но я думал, что он тебе нравится!
— Так оно и было, но теперь все изменилось. В глубине души я чувствую, что ему нельзя доверять.
Только после этих слов Энн отчетливо поняла, что именно с недавних пор смущало ее в поведении Янни.
— Я полностью доверяю ему!
— А ты не замечаешь, с каким превосходством он держится? Так, будто считает, что во всем разбирается лучше тебя. Мне хотелось бы, чтобы ты от него отделался!
— Конечно, он так считает. Это естественно для честолюбивого молодого человека. Он и должен так считать. Не сомневаюсь, что он с радостью занял бы мое место, и меня это в нем восхищает. Во всяком случае, мне трудно было бы обходиться без него. Он великолепно справляется со своей работой и о моих делах знает больше, чем кто бы то ни было. А то, что он заставляет тебя вздрагивать, вряд ли является основанием для увольнения, как по-твоему?
— Я ему не доверяю, — упрямо повторила Энн.
Вместо ответа Алекс поцеловал ее, предложил не быть дурочкой и похлопал по спине.
— Оставь меня! — огрызнулась Энн. Он удивленно посмотрел на нее. — Мне не нравится, что ты все время меня гладишь!
— Извини! — Он явно обиделся. — Для греков такое поведение естественно. Нам доставляет удовольствие прикасаться к тем, кого мы любим. Постараюсь в будущем не забывать, что тебе это неприятно! — И он с оскорбленным видом вышел из комнаты.
Энн бросилась на диванчик у окна и уставилась на парк внизу. Что заставило ее так себя вести, высказать такое суждение о Янни? Почему она обидела Алекса? К тому же она не была искренней, ей нравилось, что он все время прикасается к ней, будто хочет удостовериться, что она рядом. Энн прислонилась затылком к стене. Раньше в ее жизни все было ясно, характер у нее всегда был ровный, терпимый. Теперь же она часто выходит из себя. И раньше у нее был сын, а теперь только дочь. Она вздохнула. Ее сын, ее Питер, которого она, казалось, забыла, был все еще с ней, и она ощущала его неприязнь.
Соскользнув с дивана, Энн отправилась на поиски Алекса, чтобы попросить у него прощения.
Хотя Алекс никогда не выказывал недовольства, когда Энн случалось прервать его работу, она невольно чувствовала себя при этом виноватой. Поэтому она и придумала прикалывать к своей подушке записку, если ей нужно было неожиданно уйти из дому. В записке она обычно сообщала, куда идет и когда предполагает вернуться, — она давно уже усвоила, что для Алекса это важно.
В первое время она приписывала случайности то, что дважды наткнулась на Янни в магазине Хэрродса. Но в третий раз, увидев, как он заглядывает с улицы в окно магазина Рейна, она поняла, что он следовал за ней, и подумала, что ее обвинения во время инцидента с китайской вазой не были беспочвенны.
Ну что ж, решила Энн, если ему нравятся такие игры, будем играть. И она иногда писала неправду в своих записках, например, что собирается зайти в магазин Хэрродса, а в действительности направлялась совсем в другую сторону. Это была глупая игра, но она ее забавляла.
Алексу она ничего не сказала о своих подозрениях: после их разговора, услышав, как он защищает Янни, Энн боялась, что муж обвинит ее в мании преследования. Очевидно, по мнению Алекса, Янни ничего предосудительного совершить не мог.
Ее подозрения подтвердились совершенно неожиданным образом.
Оставив как-то утром записку о предстоящем посещении портнихи, она уже вышла из комнаты, но вспомнила, что забыла в другой сумке записную книжку, куда заносила даты своих встреч. Вернувшись в спальню, она некоторое время молча постояла на пороге, наблюдая вне себя от ярости, как Янни, наклонившись над подушкой, читает ее записку. Потом, сняв телефонную трубку, он набрал какой-то номер.
— Доброе утро, — сказал он, — говорит личный секретарь мистера Георгопулоса. Он хотел бы знать, назначена ли на сегодня у вас встреча с его женой. Благодарю вас. Нет, ничего передавать не нужно.
Опуская трубку на рычаг, он обернулся и увидел Энн, но сделал вид, что не замечает, как вспыхнуло от гнева ее лицо. Улыбаясь, Янни прошел через комнату и подошел к ней.
— Доброе утро, миссис Георгопулос! — вежливо приветствовал он Энн.
— Какого дьявола вам нужно в моей спальне? — закричала она. — Почему вы читаете мои записки и звоните моей портнихе?
— Мистер Георгопулос…
— Идите со мной, подлый вы негодяй!
