Но пока – в свежем предрассветном тумане, обтекающем сосны в ложбинах леса Бен-Шемен, в испарениях гостиниц на тель-авивской набережной, даже в осыпающейся штукатурке ушедшей тель- авивской молодости – всюду дотошный биолог найдет бациллы неистребимого оптимизма.
Террор не прекращается. В терроре есть своя мода. Неделями в газеты повторяются снимки людей с ножами в спине. В моде всегда есть свои экстремисты, один такой приходит на страницы газет с топором. Хлоп! Мода меняется. Уже показывают по телевизору обгоревшие после взрыва автобусы и людей в резиновых перчатках, собирающих по частям то, что было Сторонником Мира или Горячим Патриотом. Хлоп! Смена моды. Теперь - неделя выстрелов на дорогах.
Среди тех, кого показывают идущими рядом с раненными на носилках, мелькают на мгновение полубезумные глаза того, кого самые горячие из Горячих Патриотов назовут Святым Барухом после того, как он разрядит свой автомат в молящихся мусульман в усыпальнице Авраама и Сарры. И опять удивляется Я. кажущемуся равнодушию окружающих. Через десять минут молчания после сообщения об очередном теракте они опять шутят как ни в чем не бывало. Пару раз он заговаривает об этом с окружающими. Лишь на несколько секунд открывается для него бушующее внутри пламя, после чего дверца тигля снова захлопывается и очередная шутка возвращает Я. к будничным мелочам. Однажды на работе Я. трясется в грузовом отсеке фургона вместе с пожилым йеменским евреем.
– В Йемене они нас притесняли, а здесь их пальцем не тронь. Стоило приезжать сюда, – бурчит он. Я. догадывается, что он произносит эту фразу уже не в первый раз.
– Они нас просто дурачат, берут то, что вы им даете, и даже пальцем не пошевелят, чтобы прекратить убийства, – говорят Горячие Патриоты.
Б. вспоминает историю, рассказанную сбежавшим на Запад кремлевским служащим. В 20-х или 30-х годах британские социалисты, сочувствовавшие Советской Империи, охотно шли на концессии, – англичане доставляли оборудование и помогали строить завод. Затем на заводе вспыхивала забастовка, завод будто бы разорялся, оборудование оставалось на месте. “У нас государство рабочих”, – разводили руками большевики на вопросы британцев. Члены Политбюро просто покатывались от смеха, слушая очередную историю в этом роде. А товарищ Бухарин, даже предложил назначить английского премьера секретарем обкома где-нибудь в провинции Большевистской Империи.
– Но если не делать шагов к цели, то ведь до нее не дойти никогда, – настаивает Лагерь Вечного Мира, к которому принадлежат сейчас и Я. с Баронессой.
– С нами Европа и Америка, с нами – явно большая часть граждан Еврейского Государства, – Я. гордится своей способностью к пониманию хладнокровной real politic. – А с вами кто?
– А с нами Соседи, – отвечают Патриоты. – Соседи – те же Соседи, море – то же море. Продолжайте, – добавляют еще Патриоты, – они ведь не звери. Если к ним приходит помешанная девчушка посмотреть почтовые марки, почему бы не потешиться и не дать на прощанье конфетку?
– Эти люди, я имею в виду Апостолов Мира, вовсе не похожи на помешанных девчушек, – возражает Я., – мы читали их статьи, мы выслушивали их аргументы.
– Ну, может быть, им это нравится, – говорят Патриоты.
Этот ответ не убеждает Я. Он вспоминает свою поездку в детстве с отцом к морю. Они отдыхали в Одессе. Он тогда еще никогда не видел моря и на всю жизнь запомнил, как оно вдруг возникло внизу в конце крутого переулка, по которому они с отцом спускались к берегу. Оно было тогда светло-синим и занимало весь горизонт. До этого весь горизонт по представлениям Я. могло занимать только небо, но оно было наверху, на нем всегда можно было найти облака, и его нельзя было коснуться. А это море, хоть и блистало неприступностью, было ощутимым и колыхалось там внизу с совершенно незнакомым Я. шорохом, который, будучи всего лишь шорохом, тем не менее заполнял его слух целиком.
В комнатке, которую они сняли с отцом, уже жил студент из Кишинева, и Я. с ним быстро сдружился, несмотря на разницу в возрасте. Студент рассказывал Я. о своих подвигах на любовном фронте. Он призывал Я. к решительности. Вдвоем они взяли лодку, студент сел за весла. К ним попросилась миловидная девушка, и студент помог ей взобраться на борт. Студент греб и развлекал девушку шутками, когда же они удалились от берега, он продемонстрировал, что такое решительность. Он положил на борт весла и, пересел на корму к девушке. Сидевшему на носу Я. было неловко. Но он не отворачивался. Не отворачиваться призывал Я. и его новый друг. Девушка отбивалась, требовала прекратить, но, видимо, очень опасалась перегнуть палку здесь, в открытом море, где ей явно не придет на помощь этот молокосос в плавках. Я. опустил глаза, когда на корме мелькнула маленькая упругая грудь. Больше всего на свете ему хотелось сейчас опустить весло с размаху на голову своего друга, но непоколебимый авторитет старшего, который так легко затягивает подростков в беду, одолел и Я. Наконец, в голосе девушки появился настоящий испуг. Студент хоть и не сразу, но все же оставил ее в покое и снова сел за весла. Я. подавлен увиденным, он пытается разобраться в себе. Как оценить ему свою неспособность к такой решительности? Студент, видя его мрачность, позже делает попытку успокоить Я. рассказом о том, как он встретил эту девушку на пляже на следующий день и как мило они побеседовали. Я. чувствует, что студент не врет, так и было. От этого его сомнения только усиливаются. Это он, Я., – мямля. А решительность студента не знает границ, на следующий день к ним в комнату вламывается разъяренная хозяйка, она швыряет студенту заплаченные им деньги и требует, чтобы он убирался немедленно – на его приставания пожаловалась блеклая женщина из соседнего флигеля для отдыхающих, намного старше студента. Хозяйка чуть не брызжет слюной. Духу чтоб его не было здесь через полчаса, кричит она. Старший друг Я. в волнении расхаживает по комнате. Что ему делать, спрашивает он отца Я. Отец не в курсе методов ухаживания за женщинами, применяемых студентом. Я. ему, конечно, ничего не рассказывал. Немного подумав, отец произносит спокойно и будто нехотя: “Подожди часок, она успокоится. Принеси ей эти три рубля и скажи, что тебе ведь осталось всего пару дней. Она возьмет”, – добавил он с мягкой уверенностью. Через час студент, бледный и потеющий, отбыл на переговоры с хозяйкой. Он вернулся через несколько минут, и в его взгляде на отца читалось нескрываемое восхищение. Я. был тоже потрясен, он был уверен, что хозяйка, в отличие от его отца, осведомленная об агрессивной любовной тактике студента, вышвырнет его вместе с тремя рублями. Во второй раз за одну неделю он получает урок взрослой жизни. Этот эпизод он не забудет уже никогда. Вот и сейчас, после очередного теракта, он утверждает: “Ничего, нужно успокоиться. Те, кто это делает, рассчитывают именно на то, что мы выйдем из себя. Все взвесить, вспомнить, в чем наша цель, стиснуть зубы, предложить три рубля”.
ПОДЪЕМ
Вскоре работу находит и Баронесса. Техническое образование не растопило ее вполне женского равнодушия к технике. Ее прирожденный талант к управлению обнаруживается задолго до отъезда. Собственная естественность обрекает ее видеть мир таким и только таким, каким он в действительности является. Ее всеядная уживчивость с людьми позволяет ей легко проводить между рифами корабли, груженные разнокалиберной технической оснасткой и человеческими амбициями. Она без труда находит способ не задевать мужских самолюбий.
“Зачем соревноваться с мужчинами, когда ими так легко управлять?” – сказала бы она. Но этой фразы она благоразумно не произносит вслух и, кажется, даже не разрешает себе так подумать, чтобы не нарушить какого-то внутреннего гармонического ряда. Ее видимая на поверхности деятельность заключается в том, чтобы нажать на курок стартового пистолета и рукоплескать бегунам. О заранее расчерченных дорожках тоже лучше промолчать. Невинными вопросами можно навести мужчин на допущенные ими промахи, тем же способом подвести к возможным решениям и, конечно, не скрыть восхищенного удивления, когда самовлюбленная машина мужского самолюбия доставит гордый результат. Люди на всю жизнь остаются детьми, то есть закоренелыми эгоистами с внезапными и необъяснимыми приступами великодушия, и тот, кто знает и принимает это, обладает тем качеством, которое называется умом. Как всякую успешную женщину, Баронессу лишь веселит шутка об идеальной жене, у которой росту
