и Новосёлова.
— А насчёт разрешения на ношение оружия — ты пока подай в УВД заявку, а я на следующей неделе ускорю её прохождение. Раньше не смогу — завтра днем вылетаю в Москву в командировку. Вернусь только в субботу. И к тебе большая просьба, звони время от времени Лере и если ей что — то будет нужно, ты уж, пожалуйста, помоги.
— Не беспокойся, всё сделаю.
Номера счетов стали известны буквально через полчаса и Мельников, пожелав другу счастливой дороги, поехал к себе на работу.
На следующий день бухгалтерия завода 'Пластконструкция' перевела Новосёлову на счет четыре с половиной миллиона рублей [14] и Тимофееву шесть миллионов рублей. После этого Мельников позвонил Тимофееву на работу и сообщил, что аванс, о которой они договаривались, уже у него на счету.
— А остальные будем тоже выплачивать небольшими порциями, чтобы не привлекать внимание, — добавил он. — Так что мы, надеюсь, и дальше будем плотно сотрудничать.
— А кто звонит? — удивился Тимофеев.
— Шефа сейчас нет, он мне поручил вам сообщить. А послезавтра он вам сам позвонит, — ответил Мельников и положил трубку.
Отдел внутренней безопасности ГОК'а, который прослушивал переговоры сотрудников, утром доложил о звонке главе службы безопасности Николаю Гончарову.
— А откуда был звонок? — заинтересовался Гончаров.
— Номер телефона зарегистрирован за компанией 'Сибкомпроминвест'.
— Вот как? Интересно!
У Гончарова уже некоторое время вертелась мысль о том, что отлично подготовленная операция по отстрелу Афониной и Данилиной провалилась не случайно, но никаких улик не было. Происшествие с урками, нанятыми Тимофеевым для того, чтобы разобраться с Новосёловым, укрепили его подозрения. Ведь никто, кроме Тимофеева, не знал об этом задании, но урок, очевидно, ждали и купили, как последних лохов на сообщении о том, что, дескать, Новосёлов лежит в больнице. И вот сейчас этот телефонный звонок.
— Проверь счета в сбербанке Тимофеева и Новосёлова. Сколько и откуда пришло денег, — дал поручение своему сотруднику Гончаров, и к вечеру у него на столе лежала распечатка поступлений на их счета. Подозрения подтвердились и, отдав дань своей проницательности, Гончаров вызвал помощника, отвечавшего за организацию и выполнение самых секретных дел, и немного пошептался с ним.
Между тем, Стас Кондратюк не находил себе места, так как чувствовал, что Мельников резко изменил к нему отношение. Он понимал, что допустил оплошность в разговоре с шефом: не надо было так прямолинейно, в лоб, выгораживать снайпера, покушавшегося на убийство Зои.
И как вообще мог Новосёлов согласиться на расстрел двух беззащитных женщин?! Зоя в своём подвенечном платье должна была стать его мишенью и в самый счастливый день своей жизни пасть с пулей во лбу! Как же он мог спороть такую глупость и сунуться к Мельникову с дурацким советом: не брать грех на душу!
Он пошёл к Самохину, чтобы поделился с ним своими мыслями и спросить совета, как извиниться перед Мельниковым за свою глупость.
— Стас, ты что, не понял? — удивился Самохин. — Он же нас обоих подозревает в измене.
— Как это? Не может быть! Объясни ему, что это я по глупости…
— Ты как малое дитя! Ты брякнул глупость, я глаза спрятал. Будь бы я на его месте, тоже заподозрил бы неладное. Ты знал о том, что он послал Дорохова на чердак?
— Я узнал только тогда, когда он там уже засел.
— И я не знал.
— Ну, и что из этого следует?
— А следует то, что покушение было предотвращено без нас.
— Ну, и дальше? Говори яснее!
— Что же тут непонятного? Невольно возникает вопрос: а может быть не только без нас, но и вопреки нам?
Стас от неожиданности сел на стул. Не может быть, чтобы Михалыч мог так о нем подумать!
— Олег, ты чего накручиваешь? История — то выеденного яйца не стоит. Ну, сглупил я, сказал не то, но из — за этого обвинять меня в предательстве? Я сейчас пойду к Михалычу, и поговорю с ним как мужик с мужиком.
— Ну, и дураком будешь. Неужели думаешь, что он поверит словам?
— Что же делать?
— Ничего не делать. Лично я ни в чём не виноват и не желаю ни в чём оправдываться.
— Я тоже ни в чём не виноват.
— Ну и сиди молча.
Стас старался не попадаться на глаза Мельникову и раздумывал над тем, чем же закончится эта история, так неожиданно принявшая столь острый оборот. Вместе с тем, он понимал, что Мельников не оставит мысль поквитаться с Новосёловым и, движимый мыслью о том, что обещал Константину неприкосновенность, позвонил ему.
— Костя, постарайся куда — нибудь исчезнуть. Хотя бы на пару недель, — посоветовал он. — Надо на некоторое время исчезнуть из города.
— Зачем? — удивился тот.
— Затем, чтобы здоровее быть!
Предупреждение Новосёлов понял и, оформив на работе отпуск, поехал на вокзал. Билет она взял на послезавтра на поезд до станции Свердловск, так как ни до Москвы, ни в южном направлении никаких билетов не было вообще. Покупка билета не прошла мимо внимания людей Гончарова, установившего за ним слежку. О покупке билета они доложили своему шефу и это послужило лишним доказательством виновности Новосёлова.
— Сбежать задумал, гад, — зло усмехнулся Гончаров. — И у нас деньги взял, и те заплатили. Двух мамок сосёт одновременно.
—
Новосёлова выбросили на ходу из поезда. Он стоял около туалета, ожидая своей очереди, когда из тамбура выглянул мужчина в железнодорожной форме и попросил помочь.
— Человеку стало вдруг плохо, а поднять его один не могу, — сказал он. — Помоги, друг.
Константин вышел в тамбур, где, привалившись к стенке, лежал человек. Он наклонился над ним, желая его приподнять, и получил страшный удар кастетом по затылку. Лежащий мужчина встал и вдвоём с напарником, открыв дверь и раскачав тело Новосёлова, выбросил наружу. Поезд проезжал в это время железнодорожный мост через какую — то реку и тело, ударившись о балку моста, перевернулось и рухнуло в воду. Мужчины, проследив за ним, закрыли дверь и разошлись по разным вагонам, а на ближайшей станции сошли с поезда.
Глава 8. Ультиматум Тимофева
Никогда раньше Лера не была так счастлива, как теперь. Кудрявцев стал для неё смыслом жизни, и любовь к нему наполняла её настолько, что она не представляла себе, как жила до встречи с ним. Анатолий целовал её так трепетно и с такой страстью, что она, возбуждаясь, начинала дрожать, как девочка при первом интимном свидании. Невольно вспоминались поцелуи мужа — тот целовал её равнодушно и механически, как будто это была ненужная, но необходимая увертюра к совокуплению.
