безразличием, как будто я решил отразить в нем точно обратное своим чувствам. Я едва не разорвал и это письмо, но потом, убедив себя, что оно просто кажется мне хуже, чем есть на самом деле, я сложил его, сунул в конверт и запечатал. Меня все еще беспокоила неадекватность своего ответа, но переписывать письмо в третий раз я был неспособен.
Я улегся в постель и видел во сне, что мы играли в теннис с Мэйсоном Да Костой в Ньюпорте.
«Пятнадцать — сорок», — звучал его голос, и неожиданно за его спиной я увидел вдали какие-то таинственные вспышки, и какой-то кошмарный лифт, еще более ужасный от того, что это была галлюцинация, уносил меня все выше, выше и выше…
«Уходите, Элизабет! Уходите, уходите, Уходите!» — теперь я был уже в своем офисе, тридцатью годами позднее. Элизабет исчезла, и на стуле клиента сидел, как улыбающийся скелет, все тот же Джейсон Да Коста.
«Все вы, что проходите в этом мире, помните о Смерти, ибо должны умереть…»
Я был один в Нориджском соборе, и Дьявол дышал мне в затылок. Я бегал взад и вперед по нефу, но нигде не было дверей. Я был замурован заживо.
«Дайана! — закричал я. — ДАЙНА!»
И проснулся. Уже светало. Я долго лежал, всматриваясь в залитую бледным светом комнату, и вдруг стал считать дни, оставшиеся до того, как я смогу вернуться в Мэллингхэм.
Поездка в Париж прошла прекрасно. На нанятом автомобиле мы в пятницу отправились на вокзал Виктории, сели в поезд, а по прибытии в Париж немедленно отправились к портному. Этот мало приятный визит отнял у нас несколько часов, и, когда наконец скучные хлопоты с приобретением одежды окончились, мы поехали в Лувр. Поскольку Дайана никогда раньше во Франции не бывала, необходимо было посетить и Версаль, и Шартр. Я позаимствовал автомобиль с шофером у приятеля, представлявшего во Франции американский банк, и в воскресенье мы выехали из города. Я всегда буду вспоминать наш пикник по пути в Шартр. Мы хорошо отдохнули в римском стиле на поросшей густой травой поляне, плотно позавтракали, и Дайана напоила оставшемся в бутылке шампанским оказавшуюся поблизости корову.
Когда мы в понедельник вернулись в Лондон, Дайана осталась на ночь у меня на Керзон-стрит, а на следующий день я отвез ее в гостиницу «Линкольн». Я намеревался проинструктировать своих поверенных, чтобы они оформили документы, необходимые для открытия ее фирмы, запатентовали ее рецепты косметики, и приступили к переговорам с фирмой «Херст, Ригби энд Эштон» о покупке Мэллингхэма. О'Рейли получил у Нориджского риэлтера справку об оценке, и таким образом можно было быстро покончить с покупкой этого дома.
В тот вечер, за обедом, к моему удивлению, у нас с Дайаной произошла небольшая размолвка.
— Я хочу сказать вам, как намерен поступить с Мэллингхэмом, — сказал я ей, отослав буфетчика с портвейном и остальных слуг. — Я дам вам ссуду, равную стоимости дома, с моего личного счета; сам я не буду иметь никакого дела с банком, и таким образом дом будет записан на вас, а не на меня. Вы расплатитесь со мной в течение десяти лет, из трех процентов годовых. Это будет для вас не трудно, так как вы начнете получать деньги от своего дела. Ну, а теперь поговорим о самом деле…
— Но я хочу, чтобы Мэллингхэм был вашим, — заявила Дайана. — Я хочу, чтобы он был вашим, пока я не смогу выкупить его у вас.
На какой-то момент я поддался корыстолюбивому чувству, представив себя хозяином Мэллингхэма, но потом, догадываясь о ее планах, отбросил его.
— Это представляется мне совершенно неделовым подходом, — твердо ответил я. — Не говоря уже о всяких других соображениях, я теряю свои три процента, и кроме того, что, если я захочу продать дом кому-нибудь другому?
— Естественно, между нами должно быть джентльменское соглашение…
— Не заключайте со мной джентльменских соглашений, дорогая. Вы не раз пожалеете об этом.
— Но, Пол, я хочу, чтобы Мэллингхэм был какое-то время вашим…
— Да, понимаю, — сказал я, — и не думайте, что я не догадываюсь почему. Вы хотите иметь гарантии того, что я всегда смогу сюда вернуться. Вы не хотите, чтобы я женился на вас, но хотите женить меня на Мэллингхэме. Простите меня, Дайана, но мне вовсе не нравятся кандалы, и мне отвратительна мысль об использовании Мэллингхэма в качестве законной супруги.
Дайана густо покраснела. Сначала я подумал, что она пришла в ярость, но потом понял, что она обижена. В глазах у нее заблестели слезы.
— Вы меня не понимаете, — проговорила она. — Это вопрос гордости. Я хочу чем-то вас отблагодарить, а все, что у меня есть, это Мэллингхэм. Если бы вы могли принять его как подарок — пусть даже временный подарок, — я не чувствовала бы себя женщиной, принимающей от вас деньги и за это разделяющей с вами постель. Как, по-вашему, я чувствую себя после того, как мы заказали для меня все эти платья в Париже?
— Но…
— О, Боже, я не собираюсь навязывать вам Мэллингхэм, если вы этого не хотите! И никогда больше этого не предложу!
Я устыдился собственной бесчувственности.
— Я хочу его, — резко ответил я. — Можете в этом не сомневаться. — И, задумавшись на минуту, сказал: — Никакого письменного неделового соглашения. Из этого извлекают пользу одни адвокаты. Хорошо, пусть будет джентльменское соглашение. Но, предупреждаю вас, вы играете с огнем. Я буду вести себя как джентльмен, наилучшим образом, но недостаток такого рода соглашений в том, что они не допускают никаких непредвиденных обстоятельств. А теперь подумайте хорошенько. Совершенно ли вы уверены, абсолютно ли уверены в том, что хотите сделать мне это благородное предложение, принять которое я безусловно только рад?
Дайана улыбнулась.
— Уверена.
— Прекрасно. Значит, я покупаю Мэллингхэм для себя на основании частной, устной договоренности с вами о том, что вы можете купить его у меня в любое время по текущей рыночной цене, которая будет установлена независимым оценщиком. Я же принимаю на себя обязательство не продавать его никому другому и не сдавать в аренду.
— Но, я думала…
— Дорогая моя, либо мы заключаем деловое соглашение, либо нет. Полумеры недопустимы. С моей стороны, мы просто приходим к соглашению на основе взаимной симпатии, а для вас — это единственный вид соглашения, которое я с вами заключу. Фирма «Дайана Слейд Косметик» будет работать строго профессионально. Как только я вернусь в Нью-Йорк, я пришлю менеджера, который поможет вам начать дело наилучшим образом, возможно, уже к Новому году… или что-то не так?
На этот раз ярость ее не вызывала сомнений.
— Это мое дело! — взорвалась она. — Я отказываюсь быть просто марионеткой в руках американских бизнесменов, дергающих за ниточки!
Во время нашей первой ссоры по поводу дизайна упаковок меня скорее развлекал, чем сердил ее отказ признаться в незнании коммерческих дел, но на этот раз мне было не до смеха. Подозреваю, причиной этого было не мое более серьезное отношение к ее планам, а ее самонадеянность, позволявшая ей предположить, что наша интимность давала ей право вести себя совершенно по-детски в наших деловых отношениях. С сожалением я понял, что у меня нет иного выбора, как жестко поставить ее на место.
— Это может вас не устраивать, — сказал я так резко, что она вскочила на ноги, — но как старший партнер нью-йоркской и лондонской фирм «Ван Зэйл энд компани» я могу предложить вам только это. Если вам это не нравится, пройдитесь по Ломбард-стрит и посмотрите, не готова ли какая-нибудь другая фирма или даже какой-нибудь коммерческий банк помочь молодой девушке без гроша в кармане, без опыта и видимого понимания того, как ей повезло!
— Что ж, банкир по крайней мере должен прислушиваться к пожеланиям клиентов, — возразила она, все еще пытаясь обороняться, но в ее голосе я почувствовал неуверенность и понял, что достиг цели.
Я непреклонно наступал, полный решимости не допускать в будущем непонимания характера наших деловых отношений.
