обрадовался этому: если конца нашим дорогам в этом мире нет, то и бессмертие не кажется таким уж нереальным.
Оглянувшись назад, я решил все-таки оценить промежуточные итоги, осмыслить, чего я достиг в процессе выполнения комплекса из шести упражнений, и как именно они все вместе взятые провели по сути полную трансформацию моего тела и его энергий.
Комплекс шести упражнений: итоги
Первое упражнение — «Вращение энергии». Включило в моем теле нормальные процессы движения энергии, которая до того была истощенной, вялой, застоявшейся.
Второе упражнение — «Возвращение силы». Научило меня сохранять и накапливать энергию, не растрачивая ее на всякую ерунду, как делал это я раньше, и как делают большинство людей.
Третье упражнение — «Связь тела и сознания». Помогло мне обрести реальные возможности сознательного управления своим организмом, в том числе насыщения его энергиями молодости. А также это упражнение дало ключ к управлению событиями моей жизни при помощи намерения, воли, сознания.
Четвертое упражнение — «Очищение энергии». Научило меня возвращать энергию, уходившую на негативные переживания, и перекрывать дальнейшую утечку этой энергии.
Пятое упражнение — «Балансировка энергии». Привело к гармонии все энергетические вихри (чакры) моего тела, настроило их на работу в унисон, придало им единые энергетические и динамические характеристики.
Шестое упражнение — «Сила и защита». Дало мне ощущение мощного внутреннего стержня, наделило личной силой, укрепило и отшлифовало мою энергетическую оболочку, придав новое качество всем энергетическим характеристикам — качества монолитности и неуязвимости.
Пещера
После выполнения всех шести упражнений подряд я чувствовал себя именно таким — сильным, с мощным внутренним стержнем, монолитным и неуязвимым. Энергия буквально вибрировала в каждой клетке моего тела.
Но на следующий день это ощущение уже не было таким ярким. Еще через день удерживать чувство алмазного стержня оказалось сложнее. Вот тут-то я и почувствовал, что мое обучение не завершено, что мне не хватает чего-то важного, что ощущение силы во мне пока еще очень зыбко, не закреплено.
Очевидно, должно быть что-то, что закрепит это состояние, сделает его стабильным, так, чтобы я никогда не расставался с ним. Оставалось надеяться только на тот самый ключ ко всему комплексу, о котором говорил Чен. Видимо, этот ключ должен активировать и закрепить в моем теле все те процессы, которые уже во мне произошли.
Теперь я сгорал от нетерпения. Мне хотелось как можно скорее узнать, что же это за ключ, и как я могу его получить!
И вот наконец настал знаменательный момент: вечером Чен сказал мне, что завтра я должен буду встать до рассвета и еще затемно подойти к его дому. Нам предстоит отправиться в путь.
Подробностей он не сообщил, и мне оставалось только гадать, куда и зачем мы отправимся в предрассветной мгле. Может быть, предстоит какой-то ритуал в одном из монастырских храмов, или в другом каком-то священном месте?
Ночью я почти не спал из-за охватившего меня волнения — я предчувствовал, что ждет меня что-то особое, перебирал в уме разные догадки, но, так ни к чему и не придя, провалился в зыбкий сон уже совсем под утро.
Поспал я, наверное, не больше получаса — а потом какая-то сила подняла меня. Даже не глядя на часы, я понял, что мне пора. Наскоро одевшись и умывшись, я вышел из дома.
Чен уже ждал меня. Ю не было. Нам предстояло отправиться куда-то вдвоем.
Я удивился, когда мы вышли к воротам монастыря. Еще даже не начинало рассветать, вокруг была непроглядная тьма. Неужели в такой тьме мы пойдем куда-то в горы?
Озноб прошиб меня от этой мысли, но моя догадка подтвердилась: вслед за учителем я вышел за ворота.
— Иди за мной и не отставай, — сказал он, на всякий случай продублировав этот приказ при помощи жестов (едва различимых даже на расстоянии протянутой руки), но я понял и так.
Мы шли молча, я изо всех сил старался не отстать, но у меня это плохо получалось. Каждый шаг давался мне с трудом, я все время боялся, что в потемках оступлюсь, споткнусь о камень или угожу в какую-нибудь яму. Кругом были горы, здесь и при свете дня передвигаться трудно, а уж в темноте!
Чен, дождавшись меня, когда я в очередной раз от него отстал, велел мне не думать о ногах, а полностью сосредоточиться только на намерении идти быстро и уверенно.
Я так и сделал — и о чудо! Под ноги мне перестали попадаться кочки и камни, нога будто сама чувствовала, куда нужно ступать, чтобы передвигаться легко и спокойно, без препятствий. Я перестал отставать.
Мы шли довольно долго, и небо наконец начало светлеть. Все явственнее виделись очертания гор вокруг, и дорога теперь не представляла таких трудностей.
Когда уже почти совсем рассвело, тропинка пошла круто в гору — вот с этим восхождением я в потемках вряд ли бы справился! Справившись с крутым подъемом, мы оказались на довольно обширном плато, с которого открывался вход в пещеру.
Чен подвел меня к нему и велел войти внутрь.
Это была небольшая пещерка, и сначала мне показалось, что внутри совсем темно. Но когда глаза немножко привыкли, я заметил, что откуда-то падает свет.
Мы прошли внутри пещеры еще десяток шагов, и я увидел этот источник света: наверху было небольшое отверстие, через которое проглядывал кусочек уже по-утреннему голубого неба.
Я оглянулся по сторонам, рассматривая пещеру, ее неровные каменистые стены, заметил тонкий ручеек, бежавший прямо под одной из стен. И вдруг почувствовал, что рядом никого нет.
Чен исчез! Я был один.
— Чен! — закричал я.
Голос эхом отразился от каменистых сводов.
— Чен! Ты где? — я возопил еще громче.
Тишина.
На какой-то момент меня охватила паника. Я ведь даже не знаю, как вернуться отсюда в монастырь — в потемках у меня не было никакой возможности запомнить дорогу! Зачем он меня сюда привел? И что мне теперь делать?
Но уже в следующий миг на меня откуда ни возьмись снизошло полное спокойствие. Я вдруг почувствовал, что какая-то глубинная часть меня твердо знает: все правильно, все так и должно быть, и если Чен оставил меня здесь одного — значит, я должен быть здесь один.
Но вот что мне здесь делать одному — я не мог даже себе представить.
Я еще немного походил по пещере, а потом выбрал место посветлее и поудобнее, и уселся.
