более красноречивые примеры из истории Англии. А так как большинство из них плохо знало историю, то примеры Берга быстро сбивали с них спесь. Постепенно огульная ругань по отношению ко всему русскому и скептические разговоры поутихли. Россия перестала быть мишенью насмешек.
В это время положение России было трагично, но никак не смешно.
Вспыхнула Февральская революция. Временное правительство, как и царское, не могло объяснить народу цели войны. Солдаты не только устали от бессмысленной бойни, но постепенно благодаря деятельности большевиков все яснее понимали ее антинародный характер. Они отказывались воевать за интересы капиталистов и помещиков, за прибыли английских и французских колонизаторов.
Сухопутный фронт постепенно разваливался, но корабли продолжали выходить в море, иначе немцы заняли бы Петроград. Еще в конце сентября 1917 года немецкий флот, пользуясь бездействием английского и французского флотов, прорвал первую оборонительную линию у островов Эзель, Даго, Моон и Вормс. Немцы рвались к Петрограду. Но план прорыва немецкого флота в Финский залив был сорван. Балтфлот шел за большевиками и отстоял Петроград. Второй съезд моряков Балтики решительно высказался за передачу власти Советам. Временное правительство доживало последние дни.
Команда Е-8 по-настоящему знала лишь «своих русских», одного офицера и трех матросов, и относилась к ним с уважением. Англичане поняли, что в лице этого штурмана они имеют дело с настоящим человеком, не «мистером завтра», не дураком, не изменником.
Когда зимой 1916/17 годов Берг уехал в Гельсингфорс, чтобы поступить в штурманский офицерский класс, нечто вроде курсов по усовершенствованию, — англичане заволновались: вернется ли он обратно? После падения царской династии Е-8 продолжала воевать в составе русского флота. Англичане были особенно заинтересованы в сохранении боевой команды и надеялись, что их прежний штурман вернется на лодку.
Они обратились в Совет матросских депутатов, избранный командой, служившей на базе подводных лодок «Память Азова», и русскими матросами, плававшими вместе со своими штурманами на восьми английских подводных лодках. Совет направил в Гельсингфорс представителя, сигнальщика Лукста, который отыскал Берга и передал ему, что Совет поддерживает просьбу английской команды и обязывает его продолжить службу на Е-8.
Берг подчинился распоряжению Совета, и всю навигацию 17-го года Е-8 продолжала плавать со своим старым штурманом.
ВСТРЕЧА С РАДИО
За это время многое вошло в жизнь Берга и многое из нее ушло. Странно сложились его взаимоотношения с Норой. Супружество Акселя и Норы началось во время Первой мировой войны, а потом через их жизнь прошли две революции и Гражданская война. Первые три зимы в Гельсингфорсе были спокойными и почти мирными — в первую и вторую зимы «Цесаревич» ремонтировался в Гельсингфорсе и офицеры возвращались вечерами в семьи; в третью зиму 1916/17 годов между двумя боевыми кампаниями на Е-8 Берг учился в штурманском офицерском классе в Гельсингфорсе и опять был с Норой. Но в периоды навигации Берг исчезал, и Нора не знала, где он, жив ли, в какой порт лодка зайдет за провиантом, где она сможет увидеть мужа хоть мельком. Нора и другие жены моряков, не получая известий, ждали самого худшего. Они сутками не уходили из порта и были невольными свидетелями многих трагедий. Нора находилась в постоянной изматывающей тревоге. И ее опасения были не беспочвенны. То и дело то в одной, то в другой из знакомых ей семей разыгрывались трагедии. Однажды Нора ждала Берга вместе с женой молодого офицера Эссена, сына адмирала Эссена, друга Акселя. Подводная лодка «Барс», на которой плавал Эссен, не вернулась ни в назначенное время, ни позже. Она вообще не вернулась из плавания. И Нора много дней провела с несчастной женщиной, переживая все ее муки и страшась своей судьбы.
И это был не первый и не последний день жестоких ожиданий. Такие переживания испытывали все жены, потому что зачастую какая-нибудь из подводных лодок или какой-нибудь из кораблей не возвращались. Такая жизнь изматывала Нору и доводила ее до сердечных припадков.
Но что она и другие жены моряков могли ждать в это трагическое время?
Каждый корабль вел опасную игру с морем, с врагом, но положение подводных лодок было особенно тяжелым.
Сигнал боевой готовности дается сразу же, как лодка покидает порт. Ее полная отчужденность начинается с того момента, когда она выходит в море. Становясь потенциальной добычей чужих и своих, она должна пройти двойное испытание: не попасться на глаза ни врагу, ни другу. Ей суждено пройти через все препятствия, которые созданы противником или для противника, через минные и сетевые заграждения, проскользнуть незамеченной ни самолетами, ни дозорными кораблями, которым в те годы не удавалось опознать, своя лодка или вражеская. Они обстреливали любое подозрительное шевеление или пятно в море. На опознавание, на связь нет времени, секунда решает судьбу. Ведь пока лодку опознают, она погрузится и пошлет свои торпеды. Закон военного времени жесток и логичен: атакуй, пока не успели атаковать тебя. Умей маневрировать, скрываться, умей стать незаметным, как рыба.
И в таком напряженном состоянии подводная лодка находится с момента отплытия вплоть до прохода через боны заграждения своей базы. Она не может обнаружить себя ни секундой раньше, иначе она будет расстреляна своими же береговыми батареями.
— Возьмем самый радостный момент, момент возвращения после недельного плаванья, — говорит Берг. — Лодка подходит к берегу. Вы, вероятно, представляете, что она появляется под радостный плеск волны, команда высыпает на верхнюю палубу. Все обнимаются и орут: «За царя, за отечество!»? Ничего этого не происходит.
Этот момент — чуть ли не самый опасный. И команда о нем ничего не знает. Где находится лодка, известно лишь командиру и штурману. Командир принимает решение о любом действии лодки. Только он или его помощник смотрят в перископ и видят берег или противника, чистое море или корабли на горизонте.
А команда слепо выполняет распоряжения. Команда лодки делает самую обычную будничную работу в самой будничной обстановке, не подозревая, что происходит на поверхности. Все так, как на учениях в мирное время. Поэтому, собственно, нет никакой возможности проявить героизм иначе, чем неся свои обязанности, несмотря на духоту, а иногда под взрывы глубинных бомб. Никакого галдежа, никакого шума, все распоряжения выполняются безмолвно и быстро. А дальше — либо вы взрываетесь, либо нет. Либо погибаете, либо остаетесь в живых. Меня такая ситуация бесила.
Я мучительно думал над проблемой, казавшейся в то время неразрешимой. Как наладить связь подводной лодки с внешним миром? Как научиться отличать чужую лодку от своей? Как уберечься от ужасной ошибки, которая привела в начале 1917 года к гибели одной из русских подводных лодок, расстрелянной своими же? И это был не один случай. То же произошло в 1914 году у немцев: подводная лодка У-96 потопила свою же У-7…
Эти размышления ввели Берга в область науки, ставшей для него главной в жизни — в радиотехнику.
Радио — ровесник Берга. Оно родилось чуть ли не в один год с ним. Ведь решающие опыты Попова стали известны в 1895 году.
Берг был еще ребенком, когда Попов на заседании Русского физико-химического общества сделал свой знаменитый доклад о возможности применения для связи электромагнитных волн, открытых Генрихом Герцем.
Ученые ощутили реальную жизнь загадочных уравнений Максвелла, которых долго никто не понимал. Герц доказал, что в природе существуют электромагнитные волны, пронизывающие вселенную и мчащиеся сквозь звездные миры с самой большой скоростью, возможной в природе, — со скоростью света. Попов пошел еще дальше, доказал их практическую ценность. Он не только первым применил волны Герца для связи, но и первым испытал радиосвязь на флоте.
Эра радиотехники началась. Герц и Попов, Браун и Резерфорд, Тесла и Маркони — это были пионеры. За ними потянулись армии радистов. Передача сигналов без проводов и без бумаги на большие расстояния, через моря и горы, бывшая сенсацией XIX века, стала технической задачей нашего века.
Если физиков в основном заботило изучение свойств радиоволн, практикам важно было другое — научиться создавать радиоволны и осуществлять с их помощью связь на далекие расстояния. Вот о чем думал Берг в свободные от штурманских вахт минуты — он мечтал о надежной радиосвязи для всего флота,
