оставив ее посреди зала. Толпа расступалась перед ним. Вдруг он столкнулся с какой-то женщиной. Леди Минтон. Они неслышно обменялись парой слов — и удалились вместе.
После этого зал словно взорвался шумом голосов, обсуждающих это событие. Все снова пришли в движение.
— Ты получила по заслугам, распутница, — сказала какая-то старая дама, проходя мимо Эммы.
Какое унижение… Эмма подумала, что до конца жизни не сможет появиться в обществе. Она вскинула голову и медленно направилась к выходу. Толпа расступалась перед ней также, как и перед ее мужем. Только Теодор снял с себя венец покорного рогоносца, который носил по ее вине, и потому его кое-кто провожал даже с восхищением. Она же была публично унижена, и потому всюду встречала лишь насмешливые и презрительные взгляды. Майору Триплтону явно было весело, хотя он пытался скрыть это. Джонас Хоупли был в ужасе. Клермонт смотрел на нее грустно, а его жена — сочувствующе, что оказалось для Эммы полной неожиданностью. Вот уж кто должен был злорадствовать.
Триплтон перехватил ее уже на улице.
— Теперь, полагаю, никто нам не помешает, — галантно сказал он и поклонился.
— Не желаю вас видеть, убирайтесь! — вспыхнула она, вспоминая, как он смеялся вместе со всеми. Некоторое время майор пристально смотрел на нее.
— Вероятно, и со мной в сад вы вышли, только чтобы насолить собственному мужу? — прохладно осведомился он. Эмма размахнулась, но майор перехватил ее руку.
— Потише, мадам, — голосом, каким отдавал приказы, сказал он. — Я не собираюсь навязывать свое общество.
Он отбросил ее руку в сторону.
— Бедный барон Эшли. Теперь я понимаю, почему он не вызвал меня. Стреляться с каждым, кого вы вовлекаете в ваши игры — патронов не хватит.
Эмма гордо вздернула подбородок:
— Меня не интересует ваше мнение.
— Оно и видно, — презрительно обронил майор и вернулся в дом.
Эмма устало села в карету. Она понурилась, несмотря на жесткий корсет. Теодор осмелился ударить… побить ее прилюдно. Он ушел с другой женщиной. Как она теперь будет жить дальше? Как?..
Ночью она долго не могла заснуть, ожидая, когда вернется Теодор, и изводила себя картинами, как он предается любви с леди Минтон. Шаги в спальне Теодора раздались только тогда, когда начало светать. Эмма вскочила и ворвалась в его спальню. Теодор обернулся. Волосы его были слегка растрепаны и… от него пахло духами леди Минтон. За милю несло. Почему-то этот факт разозлил Эмму больше всего: а ее духи, видите ли, ему не нравятся!
— Где ты был? — спросила она после долгого молчания.
— Гулял, — пожал плечами Теодор и отвернулся.
— Значит, ты гулял, — она сделала акцент на последнем слове, — а я не имею права?
Теодор резко обернулся. Собственно, он так и не изменил жене — не смог перебороть свою порядочность, хотя уходил из бального зала с твердым намерением сделать это. Потом ему пришлось извиняться перед леди Минтон. Хотя Эмме обо всем этом знать не обязательно.
— Не имеешь, — холодно сказал он.
— Почему?
— Потому что я так сказал.
Некоторое время Эмма сверлила его злым взглядом, но это не произвело на мужа никакого впечатления. Он оставался холодным и решительным, всем своим видом напоминая, что случилось вечером у графини Йовиль и что такое может повториться вновь, стоит Эмме оступиться.
— Ты унизил меня, — холодно сказала она.
— Ты унижала меня не раз, — равнодушно возразил он. На это Эмме нечего было ответить.
— Чего ты хочешь добиться этим? — тихо спросила она.
Теодор мрачно улыбнулся.
— Послушания. Полного и безоговорочного послушания.
Это напомнило ей ее первое замужество.
— А как же «верность, честность и уважение»? — спросила она, чувствуя, что вот-вот сорвется и закричит.
Теодор подошел совсем близко. Он смотрел на нее сверху вниз, хотя Бог знает как это у него вышло, если учесть, что они были одинакового роста.
«Ты не способна на это,»- подумал он, а вслух сказал:
— Послушание, и ничего более. А теперь иди, я хочу спать.
Ее отослали, как служанку! Даже хуже, потому что со всеми слугами Теодор обходился как нельзя более корректно и вежливо.
Она размахнулась, но Теодор перехватил ее руку — он предполагал такую реакцию на свои намеренно грубые слова.
— Будь ты проклят! — закричала она. Теодор мрачно улыбнулся и отбросил ее руку. Вероятно, он был проклят в тот день, когда предложил ей стать его женой.
— Спокойной ночи, — сказал он холодно. Эмма выбежала из его спальни и с треском захлопнула за собой дверь.
Теодор разделся и упал на кровать, продолжая размышлять, как держать Эмму в узде, чтобы больше не повторять того, что сделал нынче вечером на балу. Он не мог вспоминать об этом без отвращения к себе. К сожалению, если он пойдет извиняться перед Эммой, то только испортит всю кампанию по «укрощению строптивой».
Глава 23
На следующее утро Эмму подташнивало, что было удивительно, потому что давно уже ребенок не беспокоил ее по утрам. Но она была рада любому происшествию, позволявшему ей остаться в постели. Спустя несколько минут после того, как она проснулась, пришел Теодор. Очевидно, встретил Кэтрин, которая сообщила ему о самочувствии Эммы. Он был весьма обеспокоен.
— С тобой все в порядке? — резко спросил он, стоя в дверях комнаты.
— Да, — несколько удивленно ответила Эмма. Что с ней может быть не в порядке?
— Может быть, стоит послать за врачом?
— Не надо, это просто… утреннее.
— Ты уверена?
И тут Эмма поняла, чего испугался Теодор — выкидыша. И испугалась сама. А вдруг это и правда?..
— Я пошлю, — решил Теодор и вышел из ее спальни. Не допусти, Господи! Он передал сообщение одному из слуг, наказав поторопиться, а сам отправился обратно к Эмме.
Эмма свернулась на постели калачиком, так было легче. Она была рада, что ее муки заставляют Теодора чувствовать себя виноватым. Очевидно, он считает, что вчерашнее избиение — хотя какое там избиение, скорее нервное потрясение — плохо сказалось на ее здоровье. Когда Кэтрин принесла чай, всегда помогавший ранее при утренних приступах, Теодор помог ей выпить его, как делал обычно в Дербери. Эмма очень хотела обидеться на него за вчерашнее и не принимать его помощи, но испугалась, что если она его прогонит, то он уйдет, и потому безропотно принимала его помощь. Она вспомнила, как облегчало его присутствие ее муки в Дербери, как терпеливо он пропускал мимо ушей ее нападки, как потом, когда утренняя тошнота стала понемногу проходить и ничья помощь ей не требовалась, она скучала без него. И вот он снова с ней, и у нее не хватает духу прогнать его, несмотря на вчерашнее.
Врач прибыл через пятнадцать минут — он жил неподалеку. Пока он осматривал леди, Теодор беспокойно ходил по комнате.
— Леди Эшли и ребенок в порядке, — наконец сообщил он. — Вероятно, леди вчера
