заказан навеки.
Эти мысли так занимали меня, что я не заметил, как Шарлотта ушла совсем далеко. Почувствовав первые признаки беспокойства, я разглядел ее вдалеке и перешел на бег, что со стороны, должно быть, выглядело весьма комично.
Она ждала меня, сидя на скамейке на краю поляны для игры в боулинг. Я сел рядом, радуясь возможности отдохнуть. Мое тело было на грани изнеможения.
— Вот так пенсионеры и проводят время, — проговорил я, переводя дыхание. — Сидят и смотрят, как другие играют в боулинг.
— Сам ты пенсионер, Синклер, — сказала Шарлотта и опустила голову мне на плечо.
Я неуверенно обнял ее и подумал, что, пожалуй, она права.
Кажется, я потихоньку привыкал находиться вне дома, поэтому предложил поужинать в кафе «Касабланка».
Шарлотта пошла домой переодеться и через десять минут появилась в «выходном» платье. Оно было зеленое, длинное и красивое и от какого-то знаменитого дизайнера, про которого я, правда, раньше не слышал.
И тут я заметил, что волосы у нее уже не каштановые, как на том фото, что она мне прислала. Она покрасила их в шикарный цвет красного вина.
«Кэролин Квентин была бы счастлива выглядеть так», — подумал я про себя.
Мы сидели за тем же столиком, что и тогда с Лори и Чейенн. Казалось, это было сто лет назад. В зале горел камин, окрашивая стены в оранжевый свет. Все было, как тогда, но с единственной разницей: я был расслаблен, разговор складывался как-то сам по себе, и рядом со мной сидел человек, без которого я уже не мыслил своей жизни.
Я разглядывал лицо Шарлотты, которое за эти месяцы каким-то таинственным образом стало привлекательным. Все казалось прекрасным: свет, настроение, время.
И я вдруг понял, что нужно сделать.
Я попросил ее переехать ко мне.
— Нет, — ответила она.
— Что?
— Я сказала «нет», Синклер. Хочешь, чтобы мы были вместе, — сам переезжай в Йоркшир. Будешь работать в магазине.
— Но я не могу. Я еще слишком болен, чтобы ехать так далеко.
— Не верю. Ты говорил, что не можешь выйти из дому, но мне так не показалось. К тому же там, в Йоркшире, вся моя жизнь, а тебя тут ничего не держит. У меня еще и дети, Синклер. Нельзя срывать их с места. А с магазином что делать?
— Продать?
— Ты хоть понимаешь, как эгоистично это звучит?
— Да. Да, кажется, понимаю.
— И?
— Ну… не знаю. Решать тебе.
— Нет, Синклер, это тебе решать. Ты должен сделать выбор. Скажи-ка, какой мой любимый коктейль?
— Джин-тоник. А что? Хочешь, закажем?
— Нет, просто хотела проверить, насколько хорошо ты меня знаешь.
— Да я все про тебя знаю. Любимая песня — «Полуночный поезд в Джорджию», в школе ты получила медаль, выиграв соревнования по стрельбе из лука, у тебя было восемь машин, ты храпишь, в прошлом году начала вязать шарф для сестры Эмили и так до сих пор и не довязала, ешь шоколад, только когда никого рядом нет… Продолжать?
— Если ты такой умный, то скажи, с какой стати мне захочется отказываться от своей жизни и переезжать на другой конец света? Разве не помнишь, как я однажды сказала, что не променяю свой дом ни на какой другой в мире?
— Мне просто показалось, что у нас все так хорошо складывается, и… — Шарлотта встала. У нее был такой вид, будто она ничего больше не хочет слышать.
— Я еду в отель. Послушай, Синклер, я не собираюсь ждать тебя вечно, как невеста жениха с войны, но если передумаешь, мой адрес у тебя есть.
И после этих слов она вернулась в мою квартиру, забрала чемоданы и ушла.
Хотя мы приехали на машине, я решил пойти домой пешком, чтобы обмозговать ультиматум Шарлотты. Я был так уверен, что она захочет переехать ко мне, что ее отказ подействовал как пощечина. Я был обижен, сердит и чувствовал себя отвергнутым.
Когда на горизонте замаячил мой дом, я стал думать о том, сколько девушек сейчас в чате. Чем они хуже этой сумасбродки, похожей на стареющую телезвезду?
Но почему-то от этих мыслей мне лучше не стало.
Я пришел домой в таком расстройстве, что лег спать, даже не проверив почту.
Я просто не мог поверить тому, что случилось сегодня.
Шарлотта знала, что я болен и не смогу сесть на самолет. Конечно, в последнее время мне стало лучше, но такой долгий перелет — это настоящий подвиг, самое серьезное испытание для моего здоровья.
В моем представлении, все должно было быть иначе. Шарлотта должна была впечатлиться моим обаянием до такой степени, что без раздумий переехала бы ко мне, и мы жили бы долго и счастливо.
Ощущение несправедливости происходящего всю ночь не давало мне уснуть.
К утру я потихоньку пришел в норму. Заставил себя встать и направился прямиком к компьютеру, по дороге заглянув в холодильник.
Я зашел в чат с твердым намерением доказать себе, что Шарлотте легко найти замену. В чате были все знакомые лица. С тремя из них у меня даже был вирт: Бетти БупЗЗ, Пинки Таскадеро и Леди Генневра. Но только у одной из этих трех была веб-камера.
После короткой партии в стрип-покер дело приняло предсказуемый оборот. Я сидел голый, как обычно, и умолял Леди Генневру показать мне какой-нибудь экзотический танец — как обычно.
Так как сегодня был мой день рождения (не по правде, но Леди Генневра так думала), она наконец согласилась. Поставив песню «Queensryche», она начала покачиваться из стороны в сторону, трясти волосами и лизать невидимое мороженое.
Я сразу понял, почему прежде Леди Генневра отказывалась демонстрировать свой танец. Если она была экзотической танцовщицей, то я — балериной.
Я уставился на экран, не веря своим глазам.
Но смотрел я вовсе не на Джеки, а на себя.
Когда общаешься по веб-камере, на экране загорается маленькое окошечко, показывающее тебя самого, каким тебя видит другой человек. И сейчас я видел то, что видела Джеки, да и любая другая женщина, с которой я общался по Интернету.
Все это время я представлял себя неким экстравагантным обаятельным и неотразимым лордом, у
