Рассказы из книги 'Новые жестокие рассказы'

плетеных стула, несколько предметов домашнего обихода, тарелки и чашки из фаянса под старинный лиможский и два новеньких прибора из блестящего мельхиора на столе дополняли обстановку этого временного прибежища.

— Добро пожаловать, незнакомец, входящий к нам в нежданном луче солнца, — сказал Дафнис. — Вы безо всяких церемоний позавтракаете с нами, не так ли? У нас есть яйца, сыр, молоко, даже кофе. Хлоя, живо, давай еще прибор.

Сильные мира сего любят вещи простые, непосредственные и охотно предаются радости пребывания инкогнито у скромных людей. Г-ну К* был оказан такой прием, что он не мог отказать себе в проявлении любезности и ради развлечения пойти на то, чтобы сбросить с себя (только на этот раз и в виде исключения) свойственный ему обычно ригоризм. «Вот, — думал он, — двое эксцентричных молодых людей, убежавших сюда откуда-нибудь из Парижа и избравших этот диковинный способ провести каникулы! Может быть, они окажутся забавнее моего окружения. Посмотрим».

— Мои юные друзья, — ответил он, улыбаясь (с видом какого-нибудь короля былых времен, заглянувшего в пастушескую хижину), — я очень люблю природу и охотно принимаю приглашение жителей привольных полей.

Все расселись у стола, и так как Хлоя уже успела накрыть его, сразу приступили к еде.

— Ах, Природа!.. — с глубоким вздохом произнес Дафнис, — Ради нее мы и находимся здесь. Всем сердцем стремимся мы к натуральному, но — увы! — стремления наши тщетны!

Г-н К* взглянул на них.

— Как же так, мои юные друзья, ведь натуральное окружает вас со всех сторон, оно обволакивает вас всеми своими чистыми прелестями, всем, что оно производит в сельской местности!.. Ну вот, например, какое чудесное молоко, какие замечательные бутерброды!

— Ах, — ответила Хлоя, — молоко это, любезный незнакомец, пить действительно можно. Оно, кажется, сделано из самых лучших бараньих мозгов.

— Что до бутербродом, — пробормотал Дафнис, — то насчет хлеба, принимая но внимание нее эти новоизобретенные дрожжи, с уверенностью ничего сказать нельзя, а вот масло, как мне показалось, сделано из отличного маргарина. По если вы предпочитаете сыр, то этот вот заслуживает всяческого доверия, ибо сало и мел подмешаны к нему едва на одну треть — это совсем новое изобретение.

Услышан эти речи, г-н К * повнимательнее посмотрел на своих юных хозяев.

— И… вас действительно зовут Дафнис и Хлоя? — спросил он.

— О, это просто так — домашние прозвища… — ответил Дафнис. — Семьи наши, некогда состоятельные, жили в Париже на авеню Елисейские Поля, но неожиданное падение курса акций на бирже заставило их работать. Я, недавно получив звание адвоката, собирался, как водится, проходить стажировку. Хлоя тоже училась, она уже врач, намеревалась стать гинекологом. Но тут неожиданно полученное небольшое наследство позволило нам соединиться тотчас же и, согласно врожденным нашим вкусам, попытаться возобновить то существование, которое мы вели во времена Донга… Хотя сейчас это очень трудно. Как? Вы больше не кушаете, дорогой незнакомец? Хотите глазунью из двух яиц? Вот эти яйца самые модные. Вы знаете, они из тех трех миллионов яиц, которые Америка ежедневно экспортирует к нам: их погружают в раствор кислоты, отчего и образуется скорлупа — это один миг. Поверьте мне, попробуйте. А потом будем пить кофе. Превосходный! Он делается из той имитации первосортного цикория, доход от продажи которого в Париже, по официальным данным, достигает восемнадцати миллионов франков. Не отказывайтесь! Мы вас угощаем от всего сердца и безо всяких церемоний.

— Вы говорите, небольшое наследство?.. — продолжал г-н К*, изображая самый сочувственный интерес. — Да и правда, вы ведь в трауре, милые дети!

— Да, это траур по нашему бедному дядюшке Полемону, — громко вздохнула Хлоя, смахивая невидимую слезинку.

— Полемон? — произнес г-н К*, роясь в своей памяти. — Ах да, тот самый, который в сказочные времена был, подобно Силену, большим любителем кларета?

— Он самый! — вздохнул Дафнис. — Так что каждое утро этот достойный поклонник Вакха просыпался с настоятельной потребностью опохмелиться. Он любил натуральное вино, и вот, заказав однажды, чтобы в его хижину прислали бочонок этого пресловутого «вина от производителя»… вы знаете, что я имею в виду…

— Да, дорогой незнакомец, — подхватила Хлоя негромким и благозвучным учительским голосом, — бочонок этой смеси виннокаменной кислоты, мышьяка и гипсовального раствора, от которой скончалось уже четыреста-пятьсот наших современников!.. Этого благородного вина, которое пыот по преимуществу ремесленники, с легким сердцем напевая знаменитую песенку:

У них в Англии, слава богу,
И в помине такого нет!

— Так что, — продолжал Дафнис, — поскольку верховное существо призвало к себе дядюшку Полемона в тот же вечер, когда вино разлито было по бутылкам, то дядюшка отправился на этот зов с ужасными кишечными коликами — несчастный старик! — завещав нам несколько драхм. Но, простите, дорогой незнакомец, может быть, вы курите? Могу предложить нам эти сигары. Они и впрямь неплохие, а на вид — так просто отличные! Тоже американский импорт… Сделаны они из бумаги, пропитанной раствором никотина, извлеченного из самых лучших окурков гаванских сигар. Вы знаете, только у нас во Франции их продают два-три миллиона штук в месяц! Эти сигары, тоже по официальным данным, — первосортные!..

Тут г-ну К* почудился намек на иронию в отношении Прогресса, и он счел себя обязанным принять хоть немного более официальный тон.

— Благодарю, — сказал он, — хотя и правда, что — увы! — кое-какие злоупотребления допускаются в современной промышленности, все же, если обратиться по соответствующему адресу, всегда найдешь доброкачественный продукт. К тому же разве в вашем возрасте суетные наслаждения столом имеют какое- нибудь значение? Особенно здесь, среди этой живой Природы, среди этих великолепных, мощных деревьев с их вековыми стволами… бодрящим ароматом…

— Помилуйте, дорогой незнакомец, — перебил его Дафнис, широко раскрыв от изумления глаза. — Как? Вы разве не знаете? Эти великолепные дубы, высокие лиственницы, под которыми предавалось любви столько королей, недавно, в одну зимнюю ночь, когда температура упала на несколько градусов ниже уровня, переносимого для их корней (все это из доклада инспекторов лесного ведомства), ПОГИБЛИ. Вы можете сами увидеть официальную зарубку, по которой их срубят в будущем году. Их существование закончится в каминах министерств. Листва их — последняя в их жизни, и питается она соками, оставшимися в стволе. Это всего-навсего прекрасная агония. Понимающему человеку достаточно взглянуть на их кору, чтобы уразуметь, что из их корней не поступает уже никаких жизненных соков. Так что под кажущейся живой сенью их листвы мы на самом деле окружены призраками растительности, привидениями деревьев! Старые покидают нас, дорогу новым!

Хотя у г-на К* было невозмутимое чело математика, но и по нему пробежало легкое облачко: там, снаружи, сквозь гущину ветвей проникло некое холодное дуновение.

— Да, правда, я вроде кое-что припоминаю… — прошептал он. — Но не следует ничего преувеличивать и не надо слишком пристально приглядываться, стараясь что-то найти… Для вас как-никак остается цветущая летняя пора…

— Как! — снова вскричал Дафнис. — Как, дорогой незнакомец, вы считаете «натуральным», чтобы мы с моей бедной Хлоей проводили послеполуденные часы, прижавшись друг к другу и дрожа от холода?

— Лето в нынешнем году действительно не из теплых, — продолжал г-н К *. — Устремите свои взоры выше — перед вами расстилается чистое, безоблачное небо…