выгребной яме, эти статьи так понравятся Публике, что ничего лучшего и пожелать нельзя будет. И они уже вполне готовы! Они создают полную иллюзию.
С одной стороны, подумаешь, что читаешь
Статьи эти станут, несомненно, одним из величайших достижений нынешнего века! Барон дал несколько образцов таких статей кое-кому из наиболее остроумных наших критиков: они разахались и от восторга даже выронили перья из рук! Тут от каждой запятой веет тем невозмутимым равнодушием, которое слышится, например, в прелестных словах, сказанных маркизом де Д***, редактором «Королевской Газеты», Людовику XIV (при этом маркиз небрежно обмахивался кружевным платочком): «Не прикажете ли, Ваше Величество, послать тарелку бульона великому Корнелю? Он ведь при смерти…»
Основной механизм клавиатуры Машины устанавливается в углублении, именуемом в театре
Коли Сочинитель пожелает, чтобы слава его гремела не только в настоящем и будущем, но даже и
Что же касается практической и деловой стороны изобретения, то были составлены подробнейшие сметы расходов. Стоимость переоборудования Большого Театра в Нью-Йорке в усовершенствованный зал не превышает пятнадцати тысяч долларов; за гаагский театр барон возьмет шестнадцать тысяч крон; Москве и Санкт-Петербургу это будет стоить около сорока тысяч рублей. Цены для парижских театров еще не установлены, ибо Боттом желает предварительно приехать сюда, чтобы ознакомиться с ними на месте.
В конечном счете можно утверждать, что загадка современной театральной Славы — такой, как ее понимают простые здравомыслящие люди, — разрешена. Теперь Слава будет ПОНЯТНА им. Сфинкс обрел своего Эдипа[12].
Перевод Е.Гунста
ГЕРЦОГ ПОРТЛАНДСКИЙ
Посвящается Анри Ля Люберну
Добро пожаловать в Эльсинор, господа.
Жди меня здесь: я непременно приду к тебе в эту глубокую ложбину.
В прошлом году, после возвращения своего с Востока, Ричард, герцог Портландский, — юный лорд, некогда прославившийся на всю Англию своими ночными празднествами, своими чистокровными лошадьми, познаниями в боксе, охотами на лисиц, замками, баснословным богатством, отважными путешествиями и любовными приключениями, — внезапно исчез.
Один только раз, вечером, видели, как его старинная золоченая карета в окружении всадников с факелами промчалась с опущенными шторами через Гайд-Парк.
Засим последовало его столь же неожиданное, сколь странное затворничество в родовом поместье; он стал одиноким обитателем обширного замка с бойницами, воздвигнутого в стародавние времена на Портландском мысу среди мрачных садов и тенистых лужаек.
Единственным далеким соседом его был красный свет маяка, горевший днем и ночью в напутствие большим пароходам, которые бороздили бурное море, оставляя на горизонте переплетающиеся полоски дыма.
Крутая тропа, сбегающая к морю, извилистая дорожка, вьющаяся между скал и окаймленная на всем протяжении дикими соснами, приводит внизу к тяжелой золоченой калитке, которая открывается прямо на песчаный берег, затопляемый в часы прилива.
В царствование Генриха IV с этим укрепленным замком было связано немало легенд; внутренние его покои с окнами, украшенными витражами, блещут феодальными сокровищами.
На его плоской крыше, соединяющей семь башен, во всех бойницах до сих пор стоят сторожевые в воинственных позах: тут несколько лучников, там — каменный всадник; они изваяны еще во времена крестовых походов…[13]
Лица статуй теперь стерты грозовыми ливнями и холодом многих сотен зим; молнии не раз искажали их черты — вот почему они по ночам превращаются в какие-то причудливые видения и внушают суеверный страх.
А когда волны, вздыбленные штормом, во мраке обрушиваются многоликими валами на прибрежные скалы, запоздавшему путнику, торопливо идущему по берегу, — особенно если луна льет свет на эти гранитные громады, — может привидеться некое извечное сражение призрачного героического гарнизона с сонмищем злых духов, осаждающих замок.
Что же означало уединение беззаботного английского аристократа? Не стал ли он жертвою сплина? О, человек столь веселый от природы? Не может быть! Какое-нибудь таинственное наваждение, не покидавшее его со времени пребывания на Востоке? Возможно. При дворе его исчезновение вызвало тревогу. Из Вестминстера, от королевы, лорду-затворнику было отправлено послание.
В тот вечер королева Виктория допоздна задержалась на необычной аудиенции. Она сидела, облокотившись о столик, на котором стоял канделябр, а рядом с нею, на скамеечке из слоновой кости, сидела ее юная чтица, мисс Элен X.
От лорда Портландского пришел ответ, запечатанный черным сургучом.
Девушка разорвала конверт и своими голубыми глазами, полными веселых небесных отсветов, пробежала по строкам немногословного письма. Вдруг она, закрыв глаза и не проронив ни звука, передала его ее величеству.
Королева, тоже молча, прочла послание.
С первых же слов ее лицо, обычно бесстрастное, приняло крайне удивленное и печальное выражение. Она даже вздрогнула; немного погодя она молча поднесла листок к пламени свечи. Затем, роняя вспыхнувшую бумажку на мраморные плиты пола, сказала, обращаясь к стоявшим на почтительном расстоянии пэрам:
— Вы больше никогда не увидите нашего любезного герцога Портландского, милорды! Впредь он не обязан заседать в Парламенте. Мы освобождаем его от этого но необходимости, в силу особой привилегии.
