Ольга Седакова в Журнальном зале 1997-2011

современник дантовскую позицию — но это лишнее усиление. Дантовская надежда — т. е. надежда евангельская, та, о которой говорит ап. Павел, Надежда, дочь Мудрости — и есть превосхождение всей данности с ее «неверными надеждами».

Так или иначе, мы пришли к тому положению, когда надежда — в почти общем понимании, в общепринятой «мудрости» — ослепляет. (Вспомним: у Данте слеп именно тот, кто не знает надежды.) Она, как нам теперь говорят, противоположна мужеству и ответственности. Она есть самообман и малодушие. (Вспомним: у Данте хранить надежду мужественно, а предавать ее низко²¹.)  Она противоположна внутренней свободе. «Новому разумению» Данте наша культура явно предпочитается мудрость стоиков и скептиков, которая осознается не как старая, а как вечная и единственно правдивая. Эта мудрость не «направляет в высоту», а позволяет «выключиться из реальности», встать в стороне и бесстрастно смотреть на все, от чего ты таким образом «освобождаешься». Не пламя и влага, а холод и сухость — символы этой мудрости, не щедрость, а расчетливость, не самоотдача, а самосохранение.

Возможен ли диалог между двумя этими родами мудрости? Вряд ли: одна для другой представляется безумием, как об этом и было написано. Разница между ними, быть может, в том, что мудрость надежды знает о собственном безумии и не отрекается от него²². Она безумна в той же мере, в какой безумна — в определенной перспективе — сама жизнь. На это безумие мы и надеемся и благодарим тех, кто нас в нем укрепляет.

И теперь, в заключение, поскольку все же я не исследователь, а просто читатель Данте и в стихах выражаюсь точнее, чем в прозе, я прочту одно мое стихотворение: сначала по-русски, потом по- итальянски, в переводе ДжованныПарравичини. Надеюсь, я не оскорблю этим памяти Данте.

Ангел Реймса

Франсуа Федье

Ты готов? —

улыбается этот ангел. —

Я спрашиваю, хотя знаю,

что ты несомненно готов:

ведь я говорю не кому-нибудь,

а тебе,

человеку, чье сердце не переживет измены

земному твоему Королю,

которого здесь всенародно венчали,

и другому Владыке,

Царю Небес, нашему Агнцу,

умирающему в надежде,

что ты меня снова услышишь.

Снова и снова,

как каждый вечер

имя мое вызванивают колоколами

здесь, в земле превосходной пшеницы

и светлого винограда,

и колос и гроздь

вбирают мой звук.

Но все- таки,

в этом розовом искрошенном камне,

поднимая руку,

отбитую на мировой войне,

все-таки позволь мне напомнить:

ты готов?

к мору, гладу, трусу, пожару,

нашествию иноплеменных, движимому на ны гневу?

Все это, несомненно, важно, но я не об этом.

Нет, я не об этом обязан напомнить.

Не для этого меня посылали.

Я говорю:

ты

готов

к невероятному счастью?

L’AngelodiReims

A FrancoisFedier

Seipronto? —

l’angelosorride —

lo chiedo, anche se sa

che certo tu sei pronto:

non parlo a chissa chi,

ma a te,

uomo il cui cuore non sa cosa sia il tradimento

verso il tuo Sovrano terreno,

che qui coram populo fu incoronato,

e verso un altro Signore,

il Re dei cieli, il nostro Agnello,

che muore nella speranza

che tu di nuovo mi oda:

e ogni giorno di nuovo,

e ogni sera

il mio nome rintocca nello scampanio

qui, in terra di superbo frumento

e uva luminosa,

e la spiga e il grappolo

assorbano il mio suono —

ma tuttavia

in questa rosea pietra sgretolata,

levando il braccio

scheggiato dalla Guerra mondiale,

consenti mi tuttavia ricordarti:

sei pronto?

Alla peste, alla fame, al terremoto, al fuoco,

All’incursione dei nemici, all’ira che si abate su di noi?

Certo, e tutto importante, ma non e di questo che voglio parlarti.

Non e questo che ho il dovere di rammentarti.

Non per questo sono stato inviato.

Io ti dico:

tu

sei pronto

a una felicita incredibile?

Trad. GiovannaParravicini

Сноски:

¹  Выступление на Международном симпозиуме «Resurrexitsicutdixit», Roma, 18/4/2007.

²  Здесь, для нас Ты — полуденный факел

      Любви, и там внизу, среди смертных

      Ты  — живой родник надежды.

                                        (Данте, Рай, песня 33.)

³  Честь и свет для других поэтов.

⁴  «Ее дело — постоянно начинать заново. Ее дело — повсюду вводить начало, как привычка повсюду вводит конец и смерть» (Пеги Шарль. Избранное: Проза, мистерии, поэзия. М.: Русский путь, 2006. С. 213).

⁵  Так что, увидев воочью истину этого царства, / надежду на него, которая в дольнем мире заставляет правильно любить, / ты укреплял бы в себе и в других.

⁶  «Надежда», сказал я, «это уверенное ожидание / будущей Славы…»

⁷       Приведем это важное место целиком:

                                    Le profonde cose,

che mi largiscon qui la lor parvenza,

alli occhi di la gia son si ascose