На магнитофон Анна записала как ответы на ее вопросы, так и импровизированные рассказы о прошлом. Блок устных мемуаров участников андеграундного движения дополнен четырьмя эссе (два из них написаны Виталием Кальпиди и посвящены тем, кого уже нет с нами). Кроме того, в книге около трехсот фотоиллюстраций, а на сайте — и того больше.
Среди авторов воспоминаний и эссе поэты Вячеслав Дрожащих, Юрий Беликов, прозаики Юрий Асланьян и Владимир Пирожников, художники Вячеслав Смирнов и Вячеслав Остапенко, фотографы Владислав Бороздин и Юрий Чернышев, литературовед Владимир Абашев, культуролог Аркадий Бурштейн, режиссер Павел Печенкин, журналисты Вячеслав Запольских, Татьяна Черепанова и многие другие.
С выходом этой книги пермистика сильно обогатилась: «Маргиналы» содержат теоретический очерк, посвященный художественным и социолитературным тенденциям пермского андеграунда (включая хронику событий), а также библиографически комментированный указатель имен действующих лиц (все эти материалы были подготовлены с помощью городского фонда культуры «Юрятин»).
Этот роскошно изданный огромный том — настоящая энциклопедия советской жизни эпохи застоя. Как писали и дружили, посылали письма Солженицыну и пробовали опубликовать статьи о стиле Солженицына (за что получили по полной программе), собирали редкие книги и пытались опубликовать свои, а когда это не удавалось, с горя напивались и спускали с лестницы стукачей. Какие удалось выставки организовать, каких кому судьба послала Муз (фотографии Муз прилагаются — по-моему, это хорошо).
«Опора на ничто (культуротворческая стратегия пермского андеграунда)» — так называется одна из глав очерка, написанного Анной Сидякиной. В Бога тогда не верили, да, так. На что же опирались? Мне кажется, что все-таки это было не так трагично. Это не была «опора на ничто»! Опирались на друзей, учителей (университетских), родителей. А вера в силу искусства! Недаром ведь на одной из фотографий в «Маргиналах» художники вышли на демонстрацию с плакатом «Ван Гог — ум, честь и совесть». А еще верили в то, что «время — честный человек» и все справедливо рассудит (пусть даже и после смерти).
Хочется поспорить и с подзаголовком «Маргиналов»: «живые лица погибшей литературы». Лица живые, да, но литература не погибшая!!! Написать «погибшая» — это все равно что считать зародыш погибшим, потому что родился человек! Ищем-ищем — нет зародыша. Интенции андеграунда таковы, что поток произведений искусства расширялся и становился все более мощным. Хотя многих его участников нет в живых, ничего не пропало — почти ничего! Книги изданы, картины в Интернете представлены. Этих авторов без конца цитируют, с ними спорят, им посвящают монографии…
Другое дело, что в наше время легче найти спонсора на издание книги о погибели, чем о возрождении, может быть, поэтому выбран такой подзаголовок?
…Сидим на знаменитой кухне, Майя спрашивает, что вам надо, что вы хотите? Мы были дерзкие, и даже где-то наглые. Я говорю: мы хотим свои журналы, мы хотим издавать не только книги, но и свои журналы… Майя как-то загрустила. Не потому, что сомневалась в наших способностях, но она весьма скептически относилась к тому, что происходило в стране <…> Ничего в той стране быть не могло (Евгений Касимов, с. 143).
Да, в той стране ничего свободного быть не могло, я сама в те годы физически ощущала, как время стоит на месте, и нужно перетолкаться до… известно чего. Я рожала детей, многие пили.
Не забуду никогда, как я звонила в редакции московские из кабинета нашего культового поэта Леши Решетова. Он тогда работал литконсультантом при союзе писателей. Леша нервничал, выходил часто, вдруг вбегает радостный: «Начальство ушло». Запирает изнутри дверь и… бросается мне в колени, запутывается в юбке! Я была в длинной юбке с такими складками спереди. А ведь Леша — друг моего мужа! Я в шоке вообще! Но оказалось, что у него под стулом спрятан портфель с портвейном и выпить нужно так СРОЧНО, что нет секунды сказать: «Нина, подвинься, встань!» Время было антиалкогольное, и начальство строго грозило тогда увольнять всех, кто принимает в рабочее время.
Пива, конечно, не оказалось, а оказалась настойка «Горная»: удивительный, доложу вам, напиток, очень напоминающий по вкусовым качествам разбавленный водою одеколон <…> Когда настойка себя исчерпала, я заторопился домой, ибо являюсь порядочным семьянином, а тонкий график Копылов и поэт Игорь Богданов побежали на мотор искать водку <…> Я спокойно уехал домой, куда вскоре и прибыл, почему-то имея при себе детские санки. Вряд ли я их украл — сие мне несвойственно (Вячеслав Курицын, с. 257).
До безобразия…
…Любили пить на крыше. Забирались на одиннадцатый этаж — или сколько там? — и Виталий [Кальпиди] однажды уснул на парапете, на самом краю. Спал, спал, мы на него внимания не обращали — и вдруг он решил во сне перевернуться на бок. Перевернуться решил. Как его успели выдернуть с этого парапета! (Маргарита Спалле, с. 230).
Погибали молодыми. Дима Долматов, талантливый пермский поэт, говорят, пал жертвой каких-то галлюциногенных грибов.
Дима Долматов погиб под Ленинградом при невыясненных обстоятельствах. Вроде бы его сбила электричка. Хрен с ней, с этой электричкой, она уже дошла до пункта назначения.
Когда трехмесячная пропажа Димы вылилась в неоспоримый факт его гибели, я жил уже в Челябе. Пришлось лететь в Пермь, выметать из его дома пьяную шоблу-ёблу, которая вурдалачила там (благо был ПОВОД)… (Виталий Кальпиди, с.244).
Александр Попов, художник и прозаик, повесился.
…Сашка дождался, когда родители уснут, срезал бельевой шнур над их кроватью. И ушел в дровяник. <…> Посмертной записки не нашли. <…> Милиционер разложил все бумажки, найденные в карманах, на дровах. Были там только шпаргалки — Сашка готовился к сессии (Константин Шумов, с.238).
Однако бывало и по-другому: спасались, находя остроумный выход из положения. Всетаки интеллектуалы, голова-то работала!
…Однажды на Народовольческой мы сильно напились... И я утром не встал. А на оборонном заводе инженеру-социологу совершить прогул — это вообще выходящее за рамки <…> А 33-я статья — «два горбатых» — для меня тогда это всё было: грузчиком в овощном магазине и не выше <…> …Пришел к Мише Шаламову в редакцию [заводской многотиражки]. Миша говорит: «…Я сделаю тебя героем». Я говорю: «Как это?» — «А вот так. На заводе объявлен призыв “ИТР к станку”. Два месяца до Нового года, чтобы сделать план…» И мы пошли к секретарю заводского комитета комсомола… он говорит: «Молодец, нам нужны такие ребята». На следующее утро на стенде в проходной завода был вывешен список: «Герои дня! ИТР к станку!» И я среди них (Юрий Асланьян, с.77).
