профессиональные навыки и искалечил...”
Эх, Вадька, покойник дорогой! Ты один бы меня понял и сказал за полбанкой: проклятье тем инструкторам, которые вбивают такие рефлексы!
А Горыновна вдруг как вскочит! У Макса в груди сбавило, и он закурил: живем, больше пятерки не дадут! Теща же к телефону, как к другому, любимому зятю, бросилась:
– Убивают! Приезжайте по адресу...
Макс собрал маленькую торбочку (сигареты, хлеб, сало-мыло, зубная паста), деньги, пятьсот рублей, засунул под стельку. Мельком он, конечно, пожалел Горыновну и ругал себя, правда, не долго: впереди лагерь маячил, но все-таки, наверное, года на три всего, поскольку Горыновна “скорую” не вызвала. Но менты ей посоветуют снять побои. А вот и они, борзые гонцы судьбы.
В отделении Макс себя уговаривал: спасибо отделу “Гамма”, многому меня научили, даже лягушек и змей поел в свое время, в лагере на девяносто процентов выживу! Считалось: если самолет, который перевозит председателя правительства, разобьется, и вдруг они окажутся в лесу или пустыне, так начальник должен все это время получать пищу.
Дознаватель посадил его на шаткий стул, чтобы седой плотный дознаваемый чувствовал себя неуверенно. Макс подумал: я вас умоляю, не надо больше фокусов, все это детский сад. Но ничего этого он не озвучил, потому что чувствовал: хрупкость жизни сильно возросла.
– Рассказывайте, – вдруг хитро сказал капитан, который на самом деле обязан был задавать конкретные вопросы: что, где, когда?
– Она первая начала, меня грязной шваброй по голове, и я сам не знаю, как я ее...
– Кого – ее?
– Тещу.
– Тещу? – Капитан переглянулся с другим дознавателем. – Нехорошо.
Однако тон уже не был осуждающим. В глазах обоих дознавателей читалась зависть: у нас есть тещи, но мы их дрессировать не смеем...
Капитан скороговоркой прочитал лекцию об отношении к женщинам...
– Сеструхам, мамухам и марухам!
Это выкрикнул еще один дознаваемый, которого, оказывается, уже давно ввели, и он смиренно ждал, когда освободится давно известный ему расшатанный стул. По бокам могучего тела его трепыхались полуоторванные рукава, и он напоминал подбитого Змея Горыныча.
– Я по нужде хочу! – вдруг закричал подбитый Змей Горыныч.
– Не выйдет! Ты убегал уже по березе из туалета со второго этажа!
– Но мы же сейчас на третьем!
– Да ты нас за дураков считаешь!
– Нет, нет! (Да, считаю, звучало в пышущем взгляде).
– Береза за это время подросла! – чуть ли не хором выкрикнули дознаватели.
Но Змей Горыныч не унывал. Во всем его облике, могуче-молодцеватом, читалось: ничего, береза еще подрастет – сбегу с четвертого!
– Можете идти, – сказал капитан Максу, пряча во взоре вот такое высказывание: “У всех ... в наличии тещи, и часто так хочется... Ох, так вмазать! Но поскольку... то делегируем хотя бы свою благодарность”.
Макса понесло по коридору, по лестнице, мимо дежурного на входе, мимо своего дома и лохматого Новобранца. Пес, недоумевая, бухнул вслед: непорядок! Хозяин должен приходить домой!
А он бежал на автобазу, мотор радости работал и нес, успевай только ноги переставлять! Это ведь счастье – внизу земля, вверху белая ночь, а он в этом промежутке летит! Раз в жизни подвезло! Слышишь, тюрьмища? Хрен тебе с бугра!
Никогда Максу не везло. Так любил в детстве футбол – себя не помнил! А попал после армии в министерскую охрану. Особенно тяжело, когда встреча с трудящимися. Ведь для тебя каждый из них – это не трудящийся, а возможный сумасшедший или маньяк.
Он поработал в этой системе пять лет. И понял, что может остаться и без ума, и без здоровья. Договорился с Вадькой Пахомычевым: давай начнем пить и будем пить до победного конца, пока не уволят. И пили, и выпрыгивали с воплями то с третьего, то с пятого этажа (чтобы прослыть хулиганами). Наконец их уволили. Правда, Вадька вскоре умер с перепою. А Макс тоже не мог выйти из пике сам – каждый день меньше стакана не выпивал. Но его остановил инфаркт – через двадцать лет. После этого он пил строго только раз в неделю (и то лишь до отмороженной почки).
За эти двадцать лет успел пожить на Кубани, попасть там под чернобыльский “черный дождь”, который сжег всю растительность, это бы ладно, да вот первая жена сразу заболела и умерла. Тогда Макс думал: зачем я такой здоровый, что переломил атом, а не умер вместе с ней? Хотел горевать до конца жизни, но не получалось: здоровье не давало, тянуло в разные стороны.
Да и женщины не давали горевать. При взгляде на седовласого громилистого мужика, похожего на какого-то хмурого актера, они сразу прикипали к месту и мечтали: так бы и слушала до конца жизни этот пробирающий бас!
В 1996 году поехал в гости к сестре в Пермь. И моментально женился на ее соседке Глафире. Жена была не очень здоровая, и хотелось хоть ее спасти. Такую глупую, еще и коммунистку железобетонную. В общем, все у него собралось в одни руки для счастья! Плюс ее высшее образование. Макс никогда ей это не говорил, но думал: “Мне бы твое образование, я бы давно замминистра был”.
И тут такое невезение: теща – кержачка твердокаменная.
