сменил. Чем последняя — “Ауди” — была плоха?
— На какой машине приедешь, так и дела решишь! Последний раз я уж стеснялся: машину за квартал от районной администрации оставлял…
— У меня только восемьдесят осталось, — растерянная, уже готовая выскрести все остатки, сказала Полинька. — Я бисептол купила, пью.
Алексей приосанился:
— Зачем ты его пьешь! Потом он в почках осядет, как его выкорчевать оттуда — бисептол?
— Он же там есть-пить не просит, пусть лежит, чего его тревожить. Не тревожь его!
— На заре бисептол не буди,
На заре пусть он в почке поспит, — задребезжал Алексей.
Наташа приостановила муравьиные движения шваброй и замерла, расползаясь вся в улыбке. Ей было десять лет, и за это время Чубик через день буквально заходил, был надежной деталью ее мира.
С размаху, почти не целясь, Чубик попал кепкой на лысину, освобождая руки для пересчета денег. Наташа с трепетом сказала:
— Дядь Леш, как вы можете такой козырек терпеть! Я вот не могу кепку носить — неба не видно!
— Работай давай, шевели шваброй-то! Когда вы только всю эту рухлядь выбросите! Этот весь интерьер нищенский вам не надоел?
Стульям его слова показались ужасными, и они еще больше одеревенели в своих поваленных позах.
— Что ж ты у меня, у нищей, занимаешь? — закономерно вылетело у Полиньки.
Она сделала крупный шаг и почувствовала пережженный выхлоп из губастого рта соседа. “Все равно ты нашу уборку не сорвешь! — твердо решила Полинька. — Пьяница несчастный, только в детстве я помню тебя трезвым”.
Перебирая десятки, Алексей продолжал токовать:
— Сужусь с налоговой полицией! Но не потому, что мне жалко отдать им триста кусков. Мне как раз нужен громкий скандал!
— Скандал? Это еще зачем?
— Нужно, понимаешь, чтобы журналисты налетели, стервятники. Я ведь хочу стать президентом России!
И окинул комнату таким взглядом: при мне — президенте — в стране не будет такого бардака.
— Ну что ты, Полинька, взгляд у тебя то потухнет, то погаснет, замораживает меня до самой глубины простаты! — сладко сказал Алексей.
И тут стало понятно, чем змеиные глаза отличаются от наших. Как только Чубик ушел, Полинька сняла с пианино маленький стульчик, села на него, и из огромных ее глаз засеялся бисер слез. А змеи никогда не плачут.
— Президентом… дядя Леша! — Наташа почувствовала, что жизнь зашаталась, как ее мама, и вот-вот повалится, она кинулась изо всех сил, надрываясь, ее поддерживать. — Пьяница проклятый! У него жилы на носу как шнурки уже лежат, скоро будут болтаться… По телевизору, что ли, такую морду мы каждый день будем должны видеть?
Что хорошо: у них была в запасе другая жизнь. Они по безмолвному согласию бросили уборку и включили телевизор. Квартира одобрила это решение: ладно уж, потерплю в грязи и ничтожестве, потому что вся моя надежда только на вас. С экрана Андрей Миронов победоносно говорил: “Я с Пушкиным на короткой ноге!”
Полинька не понимала, чем же этот, с экрана, напоминает ей Чубика. Этот с волосами, а Чубик в жизни лысый, Хлестаков высокий и вертлявый, а Чубик приземистый и важный. Полинька отдалась целебному мерцанию экрана.
Потом все же закончили уборку, попили чай, и Наташа сказала:
— Все равно как-то скучно после этого дядьки Леши. Пойдем в гости к дяде Славе и к тете Нине, капусты им отнесем.
С осени столько капусты Полинька заготовила, что по весне, когда балкон растаял и поплыл, холодильник уже запротестовал, не в силах вместить все балконные запасы.
Мы обрадовались капусте, а на историю об Алексее Чубике сказали:
— Да, эти новые русские все такие!
— Как Хлестаков? — уточнила Полинька.
— Самозванцы. Коммунисты потому и к власти легко пришли, что самозванство в крови было…
— Значит… выходит, это старая русская душа? — удивилась Полинька, а Наташа блаженно слушала маму, медленно водя ложкой в чае.
Полинька была довольна, что ей все объяснили. На ее лице было написано: “Но мы-то с вами не такие ведь!”
В прихожей, как всегда, задержались на час, расставаясь, наговорили кучу пушистых слов. Но чего-то не хватало для гармонии. И Полинька завершила беседу:
— Все-таки как это можно жить среди этих облупленных стен! Когда же вы сделаете ремонт?
И удивилась такой реакции на правду: хозяева затряслись и побелели и чуть ли не выбросили ее.
