— И сколько детей ты успела ему родить, Лиза?
— Одну дочку. А потом у меня появились другие детки.
— Как? От кого?
Кредо Лизы
— Другие детки — это речки, ручейки… ну, знаешь, как бывает в жизни? Мать умывает ребенка, кормит с ложечки, мать, и вдруг — в конце — как малое дитя, и уже дочка умывает ее, кормит с ложечки. Так и природа — мать, мать, а проходит время, и мы должны за ней уже ухаживать, умывать…
Девять звонков из десяти
— Вот мы стали ссориться с Левой, когда началась перестройка и в Перми набрало силу движение зеленых. Тогда из десяти звонков по телефону, которые раздавались в нашем доме, девять были мне. А Шестеров страшно занервничал из-за этого, привык быть первым, главным в семье. Поэт все-таки. Да, конечно, он вошел в эту энциклопедию “Современная Россия: имена”, и я надеялась, что Залевская пригласит Леву на презентацию, но они не смогли найти его адрес! О нем в энциклопедии даже больше, чем обо мне, — строк 25. Когда я только познакомилась с Шестеровым, он пришел в гости, поставила в духовку пирог, и раз — из плиты выбежал таракан, потом — второй. Я их ловлю и выбрасываю в форточку — не давить же их при поэте. Еще в стихи попаду так — с тараканами… А он засмеялся: что ты мечешься, тараканы говорят о том, что у тебя все в порядке, что ты — добрая, что у тебя связь с космосом есть. А когда стало так, что 9 звонков из 10 ко мне, и пробежал по столу один таракан, он страшно закричал: ты плохая хозяйка, плохая мать, какой пример дочери! Он до вздрога возненавидел телефонный аппарат, я думала: однажды бросит его в меня. Раньше Левка краснел, как Пушкин. А в это время стал даже багроветь весь.
— А я и не знала, что Пушкин краснел. То есть знала когда-то, но забыла.
— В общем мы с Левой ссорились, ссорились, у меня начались головные боли, я взяла путевку. Скажем так: в санаторий, где бывают зимние грозы. Я почему так говорю: ты ведь сейчас спросишь, как мы познакомились с Бугайчуком!
— Спрошу.
— Познакомились во время зимней грозы, он еще не стал владельцем газет-пароходов, это потом все при мне случилось… Какие подробности? А, была у меня соседка по комнате, тогда я еще не могла купить путевку в одноместный номер, конечно… И вот эта Валентина — очень одинокая — предложила погадать.
— На новом месте приснись жених невесте?
— Не так. Надели мы на ночь носки и проговорили: “Суженый-ряженый, приди меня раздевать”. Кто приснится, тот и суженый. И приснился мне Летов, я его днем заметила возле телефона. А познакомились возле дятла в красных штанах. Я сказала: “Смотрите: дятел-то в красных штанах”.
— В красных тонах?
— Ниночка, не в красных тонах, а в красных штанах! Сам черно-белый, строгий, а штаны — красные. Юра был разведен, давно. И конечно, я не седая была, как сейчас. Но вот тебе как на духу, честно: сначала я не думала, что… Стой, меня Залевская просит сказать тост.
Тост Лизы
— Пермь была черная после пожара 1842 года, была красная, была белая, давайте выпьем за Пермь зеленую!
Две синички
— Мы с ним гуляли и попали в зимнюю грозу! Казалось, что молнии бьют в одно место — в нас. Рядом синички две прижались друг к другу. “Это мы”, — сказал Юра, и прижал меня к себе. С тех пор звал меня синичкой. “Моя синичка купила мне новый галстук”. Я потом купила двух синичек, и они жили у нас, но когда Юру посадили, я их выпустила. На волю…
Письмо Лизы
— Одно письмо Бугайчук мне сегодня довозвратил, я звонила — спрашивала. Вот оно — возьми, Нина.
“Юрочка, пишу тебе в Такой День! На земле Рождество, Правда, в Вифлееме стреляют… Его Рождество — над всем торжество, а наши рождения — за бедой хождения…
Я уже выздоровела от гриппа и причастилась. Представляешь, когда вынесли чашу с Причастием, вдруг в храме запахло озоном! Честное слово!
И чтобы накопить силы, чтобы спасать тебя, я поставила елку, искусственную, ту, что ты подарил в первый год нашей совместной жизни, помнишь? И Левка-кот залез на нее — представляешь! Как он цепляется за пластмассу, я не понимаю… Дочь мне призналась, как она в детстве молилась: “Боженька, ну пусть я где-нибудь на задворках — у забора в лопухах посижу возле Тебя!”. Если б не твои деньги, мы бы так счастливо прожили — пусть на задворках, в лопухах…
Еще вот что: мне надо было сжечь православный календарь, батюшка сказал, что нельзя просто выбросить. И вот я начала жечь, а он никак не сгорает. Смочила водой остатки — в таз положила, чтоб тление никуда не перешло. Но нервность напала такая, что не могла оставить на ночь — вдруг пожар начнется, когда я засну. Оделась и пошла выбрасывать в мусорные баки на улицу…
Деньги на хорошего адвоката я накоплю. Я еще не успела в прошлом письме тебе сообщить, что начала подрабатывать через ночь в казино (крупье). Ничего, всё выдержу, хотя и непросто все. Если клиент много выиграл, меня подозревают в сговоре и грозят уволить. Если клиент много проиграл, он на мне это срывает — поносит буквально матом! А чаевые дают фишками, и они все — увы — потом идут в фонд казино…
Но к лету ты будешь дома — в это я верю!
Так давно, так давно тебя не видела, слышишь, сил нет, но и есть. Все мы вынесем. Спасу тебя от этой несправедливой судьбы!
Сегодня посмотрела в окно: выпал снег — такой белый, словно ждал моих глаз — полез в душу: “Ну, давай думай-думай, для чего я лег тут, такой белый!” И я поняла: скоро обелю тебя, Юрочка, и ты выйдешь на свободу. Целую тебя, ангел мой, в каждое крылышко! Я даже, подходя к нашей двери, уже представляю, как поцелую ее, когда ты вернешься и своим ключом откроешь ее.
Вчера ехала в лифте, а лифтерша там тоже была — смывала неприличные надписи. И мне захотелось,
