книгу. А тут прилетает соперница и выталкивает самку. Начинается бой в воздухе… Критики решили, что сие — разврат. Слава тогда уже заочно закончил филфак и работал в издательстве. Все к нему подходили: “Дай почитать Нинкин рассказ, где бабочки е..тся!”.
…Вскоре мужа уволили из издательства за то, что он рекомендовал к публикации рукописи Климова, Бердичевского, Маркова и т.п. Главный редактор находил их идейно невыдержанными. Слава говорил, что даже рад распроститься с этой работой — чуть нейроны не вывихнул себе, редактируя идейно выдержанную прозу. Время стояло на месте, хотя советские будильники стучали так громко, словно будили вас каждую секунду.
Мы продолжали слать прозу в московские журналы. Про рассказ “Старики” (о придворном революционере, который покупает у друга часть личных воспоминаний о Ленине, чтобы остаться единственным из двух мемуаристов) мне редактор из “Невы” написал: “Понравилось, но нам даже В ГОЛОВУ НЕ ПРИХОДИТ ПОКАЗАТЬ это начальству”. Потом, во время перестройки, сразу из нескольких мест я получила просьбы прислать именно эту вещь.
Наталья Михайловна Долотова из “Нового мира”, Елена Невзглядова из “Авроры”, Наталья Дмитриева из “Лит. учебы” и другие мои редакторы слали посылки с консервами и вещами для детей (хотя Елена и Наталья меня не знали лично). Жизнь продолжалась. И вдруг — подарок судьбы! “Новый мир” берет роман “Его горький крепкий мед” (пришла чудесная рецензия Владимира Орлова, автора “Альтиста Данилова”)! Но… тут же умер Брежнев, пришел Андропов, который сразу потребовал ПРОИЗВОДСТВЕННУЮ ТЕМУ. Наталья Михайловна вызвала меня на переговоры: “Тем же языком, но о производстве можете?” Я не могла.
Редакторы были разные. Леонтьев из журнала “Москва” написал, чтобы я сожгла рукописи. Таня Тихоновец на моем дне рождения вслух читала его рецензию, слегка шаржируя отеческую интонацию. Таким голосом пасут народы. Гости дрыгали ногами от смеха, а после некоторые сползли под стол и там ползали по-пластунски.
И стали они (мы) жить дальше. Слава устроился грузчиком, приносил с работы много сюжетов. Но силы — силы не те. Приходит он с работы, а в гостях уже сидит Главный Гносеолог, иронично вопрошает: “Ну что — отдохнул?”.
— Умственно — да! — Муж сел ужинать и вдруг воскликнул повеселевшим от супа голосом: — Эх, Лев Николаевич, Лев Николаевич, зачем ты говорил, что после пахания писать легко!
Потом боли в спине заставили Славу уйти из грузчиков. Пришел в гости друг-фантаст: “Над чем работаешь, Букур?”.
— Над своим участком.
— У тебя в фантастике свой участок! Интересно, какой?
— Ничего интересного. Участок у меня возле Пермстроя.
В эпоху рыночной экономики мой муж опять вынужден был пойти в грузчики. Но диалоги сильно изменились:
— Почему столь поздно, Славочка?
— Так в Японии Фудзияма круглосуточно ведь извергает телевизоры, вот мы и разгружаем день и ночь.
Если при советской власти был нормированный рабочий день и писатель мог вечерами сочинять, то частники — ради прибыли — известное дело… Даже маленькая Агния однажды спросила: “Папа, а ГРУЩИК от слова ГРУСТЬ?”.
Как-то Слава вручает мне зарплату, а у меня в кулаке записи использованные — несла их выбросить. Деньги кладу в другую руку. Через минуту Даша закончила подметать и пошла с совком на кухню. “Мама, почему тысяча в мусорном ведре?” Это я вместе с записями выбросила зарплату! Еще хорошо, что соседи не успели увидеть…
Дети чувствовали, что родители часто на пределе. Только Агния научилась читать (в 6 лет), сразу обо мне подумала.
— Мама, я поняла, почему твои рассказы не берут! Ты же в слове ЕЖИК не ставишь две точки над Е! А ты печатай с двумя точками.
Я поняла, что пора отдавать ее в школу. Вечером, после уроков, Агния рассказывала, как умерла рыбка живородящая у них в аквариуме — учительница ложкой выдавила мальков, и они живые — плавают. Она в течение часа — в режиме реального времени — все сообщала. Вот одного малька увидели — все затаили дыхание! Поплыл малек. Второй показался — затаили дыхание… И вдруг: “Ты бы, мама, рассказ об этом написала хоть!”.
— Да, хорошо, — автоматически отвечаю.
— А сколько за рассказ платят?
— Сколько заплатят, столько и ладно.
— Ты мне дашь часть этих денег?
— Обязательно.
На другой день встречаю ее из школы.
— Мама, зайдем в ателье “Дюймовочка” — я в перемену там себе костюмчик присмотрела. Ты мне его купишь с рассказных денег?
Оказывается, у ребенка уже все распланировано. Но рассказ еще не написан. Агния зарыдала. Оказывается, ее не пригласили на день рождения к богатому Рустамке. Других позвали, а ее — нет. “Хотя бы давай копить деньги — вдруг на другой день рождения позовут. Знаешь, как трудно мальчикам выбрать подарок!”
— Агния, да мы сами устроим твой день рождения и позовем мальчиков.
— Не надо. Им у нас не понравится — обоев нет, и вообще…
Пришли домой — запах! Наш кот сделал свои дела под кроватью. Я вышвырнула его на улицу. Агния в
