Оказалось: Айосья.
— Алла, пиши! Ему четыре тысячи лет. Нет, четыре тысячи и триста лет! Молодой, — тут Егор огорчение выразил на своем лепестковом лице. — Но выжмем из него все нужные сведения.
— А не вызвать ли нам Пушкина? — спросила Лидия.
— Нет, лучше Сталина! — предложил Боря.
— Сколько мне осталось жить? — вдруг громко спросил Егор.
Все замолчали, защищаясь от смысла вопроса. На секунду как бы всех убило. Очнувшись через мгновение, они замахали на Егора свободными от блюдечка руками. Посыпались какие-то вялые, желто- серые слова:
— Ну, ты даешь...
— Куда хватанул...
Егор успокоился, расслабившись лицом, когда Айосья выдал: “Погибнешь в сорок пять, а умрешь в пятьдесят”. От щедрой бездны времени даже голова закружилась. А у Лидии появилось чувство, что предсказанный срок высвечивается какой-то грязной убогостью. Куцым обрывком ликующего блаженства бессмертия...
— Но сорок пять лет — это же мало, это почти завтра, — выкрикнула Лидия, трясясь всем своим плотным ярким телом.
…Но все уже задавали Айосье свои вопросы.
Егор обещал тщательно перепечатать протокол сеанса и каждому подарить экземпляр. Свое обещание он выполнил уже на следующий день. Видимо, не спал всю ночь.
На другой день после спиритического сеанса Лидия сидела в своей комнате и смотрела в окно. Если б на одну чашу весов положить весь мир, а на другую Егора, то он перетянет все, с мрачным счастьем думала она.
3
Слухи о том, что на комсомольском собрании будут разбирать духовидцев во главе с Крутывусом, никого не удивили: “Протоколы” этого опыта в четырех машинописных экземплярах вращались во всех параллельных десятых и даже в девятых. Автоматически Егору присвоили статус зачинщика.
— Комсомольцы верят в духов! — завуч Валентина Мартемьяновна гневно тыкала пальцем в гонористую подпись “Крутывус”. — Не скрывается даже!
Вообще-то учителя и сами с огромным интересом прочли протокол спиритического сеанса. Видать, материализм уже достал всех и хотелось чудесного. Но страх перед компетентными органами толкал создать образ врага. Эта роль и отводилась Егору.
...Класс замер, вдыхая чугунный воздух собрания. Директор, завучи и парторг по-разному держали в руках замусоленные “Протоколы”. Кто-то — как важную улику, кто-то — брезгливо, как будто бумага заражена особо опасными микробами. И только классная руководительница Татьяна Николаевна взяла протокол и повертела в руках, как простую бумажку. Татьяна Николаевна передала улику посланнику райкома ВЛКСМ, тихонько и умненько сидевшему во втором ряду. Классная и райкомовец обменялись взглядами однокурсников. Оба вспомнили вдруг, как однажды в общежитии он — тогда просто Толя — показал Тане девять способов самоубийства с помощью батареи отопления.
Перебрав листки, комсомолист встал и сказал со вздохом:
— Никогда этого не пойму! У нас что мало возможностей сделать жизнь интереснее без мрака?!
“А зачем ты мне показывал девять способов расстаться с жизнью?” — про себя уличила оратора Татьяна Николаевна. И в этот момент Лидия вдруг почувствовала, что все обойдется.
Егор сидел гордо, но без наглости, а примерно как ученый, на которого ополчилась вся инквизиция. Этот достойно-умный вид Лидию нисколько не обманул: поредевшая зелень на его фоне выдавала, что парень сильно боится. Ей хотелось перебросить ему надежное чувство, что в будущем они все равно будут вместе. Она даже была довольна, что все идет таким чередом: высокомерие-то у Егора облезет и он станет уделять ей больше внимания или времени. Или всё время — она бы не против, — которого не существует по Канту...
Лидия видела, что единственные, кто здесь не тяготился и не скучал, были Галька с Вадиком: они сидели рядом и прямо срослись плечами. Лидия не к месту вспомнила жалобы Гальки: Вадик целуется, как будто уже опытный. А он — Вадик — сидел безмятежный, не подозревая ни о своей опытности, ни о том, что вносит ею столько смятения в немудреный мир девичьих откровений.
— Как может в наше просвещенное время произойти такая дикая история? — как артист-любитель протяжно воззвала завуч Валентина Мартемьяновна. — Идеи социализма, а не эта дурная мистика должны влиять на нашу жизнь!
— А как же быть с основным вопросом философии? — въедливо спросил Егор.
— Это с каким еще основным вопросом? — испугалась Мартемьяниха.
Все засмеялись. Стало легко. Лидия предложила взять Егора на поруки.
Комсомолист заиграл ей навстречу светлыми глазами:
— Тут вот девушка с оттенками топленого молока в голосе предлагает на поруки... Нет! Выговор и строгий — но без занесения в личное дело!..
Строгач без занесения! Все были за. Егор потом, пьяный от радости, неуклюже сжал тугую Лидину руку выше локтя:
