Георгий хмыкает. Нет города более сволочного и равнодушного, чем Москва. Всасывает тебя, перемалывает, перекраивает на свой лад - всех, кто хочет и кто не хочет, сплевывая, кто не вписывается...
Вот и председатель рассказывает, как остановили на трассе у самой Москвы. Избили двух шоферов, некоторым машинам прокололи колеса, разбили кирпичом ветровое стекло...
- Искали старшего - меня, должно быть. Милиция приехала - штрафанули за то, что машины стоят неправильно. Про остальное сказали - это ваши бандитские разборки - нам оно до лампочки! Один, правда, посоветовал, чтобы не надумали здесь ночевать. Четыре машины уговорил - сдал тем же самым, с рынка. Это чтобы хотя бы горючку отбить - какой там ремонт! Так и здесь умудрились обмануть против первой договорной цены. Всучили другие деньги, по плечу похлопали и сказали - еще приезжай! Встретим! Мне остальной картофель везти назад - себе дороже. Тут же в пролеске пришлось все вываливать... Подъехали какие-то, тут же в леске посыпали всю картошку и свеклу химией, вроде дуста - это чтобы малоимущие не растаскали, это чтобы покупали на рынке по их ценам...
- Обидно?
- Чего обижаться? Ездил на пиры мудило, да одарен был там в рыло, - самокритично отзывается Председатель. - Жизнь беспутная: саней нет, впрячь нечего, да и ехать, по совести, некуда... Сам-то как? Вижу человек бывалый. Где топтался?
- Кое-где... Но много.
- Черт - жаль глобуса нет, показал бы.
- Эти вряд ли на глобусе отыщем - мелковаты, да и сплошь новые формирования, еще не устоялись в собственных границах - колышутся.
- Да, это тебе не в Анголе...
- А что в Анголе? - живо интересуется Георгий
- Читал тут недавно: при подготовке спецподразделений в Анголе, а там их лепят из детей-сирот, чтобы повысить старательность во всякую практику учений каждый десятый патрон боевой.
- И ты эти бредни повторяешь? - укоризненно говорит Георгий.
- Еще, как тут один недавно сообщал по жвачнику - дети ложатся в круг, головой к центру, в касках, а посередине гранату взрывают... Сочиняют?
Георгий хохочет.
- Что не так? - удивляется Председатель.
- Кто тебе позволит каски портить?
- Вот-вот! Торгуй коня под цыганскую правду! - опять бросает хозяйка неодобрительно и походя цепляет гостя.
- Зачем в люди по печаль, когда дома плачут?
- Я туда не слезы утирать...
- Новые делать?
Георгий вздыхает. И как бабе объяснишь? Особо, когда она права? Сделал бы внушение, если бы не мужьина жена. Тут еще и Председатель - не сразу поймешь какую географию толкует: дельное российское или пустой африканский упрек.
- Незваных бы в шеи, а там, глядишь, и наладится, - говорит Председатель.
'Своих бы в шеи, что незваными стали, потом оставшихся проредить мелким гребнем, - думает Георгий. - Древние лечили кровопусканием, не разделяя человеческий организм и организм государства, заставляя включаться резервам. Разве сам, когда начинает лезть простуда, не ищешь холода, не ложишься в холодную воду, заставляя включиться защиту по самой полной - вышибить болезнь, когда она еще слаба? Но слаба ли сегодняшняя болезнь? Если гангренизировано все тело, про что, впрочем, лгут - не может быть такого, чтобы на все тело России это передалось! Золотушной она стала - это точно, но 'золотуха' - кожная болезнь, поверхностная, наносная - это лечится. Но, если глубже, если... Тогда тоже... Как там говорил Извилина? После всякой смуты рождается Империя. Вывод? Понятен вывод: - Приблизь смуту! Пусть Извилина про это не говорит, но подает не только мысль, но и то, что за мыслью...'
- А сам почему председателем? - спрашивает Георгий, переводя разговор в другое русло.
- Для того и генерал, чтобы ничего не делать! - говорит за хозяина его вторая половина, выставляя губницу - кушанье из муки с брусникой.
Председатель вздыхает как Георгий.
- Женки, что лошади - товар темный. Тут машину подбираешь: так и этак ее, уже на всех оборотах, вроде и подходит по всем статьям, а возьмешь - с таким норовом окажется, пока подладишься, а эта... Норов сама меняет, четное с нечетным путая.
- Не равняй с механикой! - восклицает жена. - Или плоха стала? Под тепло терпи и выхлоп!
Георгий любуется хозяйкой. Скажет, так скажет, словно колодезной за шиворот вольет - остальное время молчит. Редкое качество для женщины. Хотя, если подумать, ни в чем нет идеала - молчит выразительно, не мышкой, а кошкой - хоть с лица у нее читай! И Георгий вынуждает себя признать, что нравятся ему люди, которые умеют молчат так, будто речь толкают.
Хозяин тоже насквозь понятен - настоящий русский. Не родился таким, так впитал от земли. Если ругаться, то для отведения души, драться - для встряски сердца, чтобы проверить его на испуг. Не того характера, кто, вспоминая обиду, всякий раз переворачивает свечу комлем вверх - отчего все свечи сгорают к середине... С привычкой, как у всех деревенских, постоянно что-то делать и не считать это за работу.
- Какого гада машину купил нерусскую? - говорит хозяйка. - Вот теперь и мучайся с нею!
- Зараза итальянская - чих у нее такой, будто простудилась на жестоком для нее климате, - поясняет Председатель.
- Может, нажралась не того! - выявляет хозяйка свои познания в технике. - Ты какой бензин в нее залил?
- Самый лучший!
- Наш?
- А какой здесь еще может быть? Наш!
- Вот-вот! Наш она жрать не будет!
- Заставим! - скрипит зубами Председатель, соображая, что придется заново снимать топливной насос и фильтры... - Где нет помех, там нет услады!
- Она одна - сплошная помеха!
- Как и ты! - утверждает Председатель и жалуется Георгию, поминая обиды: - К примеру, в запрошлый год на одиннадцатое сентября юбилей выдался - пятилетие. С утра по телевизору плач - ежегодный сбор соболезнований, друг перед дружкой выгибаются, кулачками грозят. Хотел этот цирк посмотреть, так не дала - взяла, да выключила!
- Почему я должна их жалеть? Христос менял из храмов выгонял бичами, а тут меняльные храмы свои понастроили повыше церквей, что церквей - туч выше! - это что? Замаливать грошики себе и детишкам на пропитание? Вот тряхнули их боингами, как дланью, да и посыпались менялы. Выше Храма ничего не должно быть!
- Не заговаривайся! - обрезает Председатель. - Менялы-то как раз в тот день на работу не вышли, а гибли там одни дворники, да пожарники. Работяги, короче.
- Правда, что ли? - удивленно вскидывает глаза хозяйка, но смотрит на Георгия, словно муж для нее не авторитет.
Георгий кивает.
- Чего ж так? Проболтались, когда вдарят?
- А ты вспомни, как Марсик, сосед наш - дали же уроду имячко! - словно коту какому-то! - забулдыга беспросветный, страховку получил за свою гнилушку? Сам запалил, а свернул на проводку! - говорит Председатель. - Здесь тоже, небось, под снос было предназначено, сносить дорого, а тут не только снесли, но и страховочку сверх того получили.
- Эх, человеки!
Хозяйка сердито выходит, хлопая дверью.
- Что за Марсик?
- Да так... Потеет жравши, зябнет работаючи. Речей не стоит, - отмахивается Председатель и
