счастье снести голову её неудачливому насильнику) сбросило на колени девушки. Стволы, словно преданные звери, прижались, пусть и через грубую ткань походных штанов, к ногам – в надежде получить хоть немного ласки от своего сурового хозяина. Бывшая магиня положила руку на обрез, словно на голову зверя, и погладила его. Если бы в этот момент Дирок не следил за дорогой, то счёл бы её жест весьма сексуальным.
– Дир… – нетвёрдо начала Миррил, – мы едем в ДГР?
– Я же тебе уже говорил, – Дирок всматривался в дорогу и не сразу понял вопроса. – Постой… я ведь тебе ещё этого не говорил. Хотя, только тупица не догадалась бы. Я, знаешь ли, тебя считал очень тупой. Ведь все светловолосые девицы с аппетитными задницами – тупые. Об этом ещё три века назад написал Верховный инквизитор Республики Теней Демиржи Фокрит в монографии «О светловолосых ведьмах «блондинках» и вреде мужчинам ими вызываемом». А ты, кажись, не такая уж и тупая, хотя у меня как-то сломанные часы тоже правильно время показывали, но лишь два раза в сутки…
– Только тупые употребляют столько раз подряд слово «тупой»! – огрызнулась Миррил. – Упоминание учений душевнобольного фанатика и импотента, жгущего в серной кислоте красивых девушек, с которыми у него ничего не получалось – только закрепляет за тобой это звание.
Некоторое время они молчали. Дирок мерно поворачивал рычаги управления, его лицо было самодовольным – конечно же, оттого что колкий выпад задел девушку. Миррил неровно дышала, всеми силами пытаясь не злиться, но не очень-то ей это и удавалось.
Более-менее совладав с собой, Миррил решилась заговорить. Конечно, говорить с этим прыщавым, одноухим и чёрство-сердечным женоненавистником с пигментными пятнами на лысине ей хотелось меньше всего на свете, но ужасная картина возможного будущего всё не переставала маячить перед глазами. Рапс, летающий урод держит за светлые волосы голову, которая ещё не умерла, которая ещё какие-то доли секунды понимает весь ужас, весь кошмар, всю обречённость…
Она решила подойти издалека:
– Дир… Ты мне так и не рассказал, что у тебя с ухом…
Руки телохранителя всё так же хладнокровно сжимали рукояти управления паровой машиной, но непроницаемое лицо дрогнуло. Совсем на чуть-чуть, но изменилось, исказилось гримасой давно пережитой боли и душевных терзаний. А потом вновь сделалось непроницаемым, хладнокровным – как и всегда.
– Ты моя работа, – сухо ответил он. – Ни больше и ни меньше. Такие вещи я обсуждаю лишь с очень близкими людьми… – он немного помедлил. – А поскольку у меня никогда не было близких людей… Я ни с кем этого не обсуждал и не собираюсь!
– Но тогда, в локомотиве ты говорил…
– При чём здесь тот проклятый локомотив? – и вновь непроницаемое лицо наёмника дало слабину, и опять это продлилось какое-то мгновение. – О чём ты вообще говоришь, тупая блондинка?
Миррил опять выдержала сильный бой внутри себя, победила и, глубоко вздохнув, заговорила:
– В локомотиве, когда ты угощал меня сигароттой, что забыл уже?
– При чём здесь эта грёбанная сигаротта к моему уху! – на этот раз Дирок всерьёз вспылил. Даже его удавье терпение небезгранично. Машину качнуло.
– Тише, не надо так злиться, – Миррил откровенно насладилась вырвавшейся наружу слабостью своего мучителя-телохранителя.
– Что тебе известно? – нервно спросил Дирок. – Это твои колдовские штучки? Тебя что, не лишили до конца дара? Да пошла ты вообще!
– Дирок Мистафилиус, ты всё сказал?
– Чего ты добиваешься? Чего?
– Может, заткнёшься и послушаешь? – Миррил начала терять терпение.
– Да я… – губы наёмника шевелились, явно вычерчивая трёхэтажные ругательства, но все они молчаливыми, невысказанными уродцами засыхали в горле.
– Ты носишь с собой пачку сигаротт не просто так, – решила добить его бывшая магиня. – Ты носишь её как воспоминание. Воспоминание о своём суровом отце!
Дирок свернул на обочину и затормозил машину. Медленно повернул бледнее мела лицо (даже его прыщи на лысине побелели) к Миррил и вытаращил на неё глаза.
– Да, отец-деспот отрубил тебе ухо за то, что ты утащил у лавочника пачку сигаротт! С тех пор ты носишь
Дирок глядел на Миррил. Его серые льдины глаз обжигали ненавистью, но в них время от времени проблёскивали огоньки… согласия, что ли?..
Он достал пачку сигаррот и перевёл взгляд на неё. Округлая пластмассовая коробка поблескивала на прорывавшемся сквозь лобовое стекло солнце. На глаза непоколебимого и бесстрашного наёмника, чья рука безжалостно лишала жизни любого, кто становился на пути, накатили слёзы.
Дирок откинул крышку коробки доведённым до совершенства движением большого пальца. Протянул бывшей магине, но она отказалась. Взял сигаротту сам и подкурил электрической зажигалкой.
Они молчали. Лишь мерный гул работающего вхолостую парового двигателя и тихое шипение сигаротты при каждой затяжке.
– Должно быть, ты знаешь и то, что курю я лишь в самую хреновую минуту, – выдохнул вместе с сизым дымом Дирок.
– Да, – ответила Миррил. Как это ни странно, она больше не злилась на заносчивого мучителя, а наоборот, даже испытывала к нему что-то вроде сострадания.
Опять наступило молчание. Дирок выкурил пять сигаррот одну за другой и только потом заговорил:
– А ведь ты права, аппетитнозадая светловолосая дурочка, – в его словах совсем не было игривости, которую обычно вкладывают в такие выражения. – И кто после этого дурочка? Я или ты?.. Нет, я дурочкой не могу быть по определению. Так, просто лысый набитый дурак… Столько лет я носил с собой сигаротты, столько лет избегал зеркал… И всё ради чего? Ради того старого ублюдка, который в наркотическом опьянении изуродовал меня?! А ведь каждый год я убираю его могилу, поливаю бессмертники, крашу оградку… Он никогда не поддерживал меня, никогда не был хорошим примером. Он пахал как проклятый на металлургическом заводе с утра до вечера, а дома только и делал, что кололся грибной вытяжкой, жрал водку и бил меня… бил, бил, бил… Ах, мама, дорогая моя мама, ты бросила это чудовище, но вместе с ним ты бросила и меня! Оставила ему на растерзание…
Дальше Дирок говорил что-то несвязное. Его душили слёзы. Пачку сигаротт он выбросил в окно.
Миррил сидела абсолютно обалдевшая и подавленная. Ей было невыносимо жаль Дирока. Перед ней открылось его истинное лицо, которое он прятал за маской жестокости, чёрствости, самодовольства и жлобовитости. Это был ранимый человек, хрупкий душой, с неизгладимым отпечатком несчастного детства. Миррил вспомнила, как в возможном будущем он без раздумий пожертвовал ради неё рукой, а потом и жизнью, и не сдержалась, заплакала сама.
– Нужно ехать, – пришёл в себя Дирок и дёрнул рычаги. Машина послушно выползла на дорогу и набрала скорость. – Мы едем в Демократическое Государство Римбаран. По дороге заедем на заправку, заодно перекусим и купим в дорогу еды.
Миррил как током ударило: ей вспомнился подлый коротышка йорк в красной униформе работника станции. Чёрная клиноподобная машина. Смерть.
– Слушай Дирок, слушай меня, слушай меня очень-очень внимательно, – затараторила она, – и не думай перебивать, и не думай не поверить.
Дирок насторожился, продолжая молча вглядываться в дорогу.
