минут, проведенных вместе, все возможные извинения были принесены, все обиды забыты. Кейн посмеялся над тем, что называл меня чокнутым. Я посмеялся над тем, что назвал его трусом. Кейн стеснялся идти к Сперанце, и хорошо, что я уже доставил книги Баджа на Парк-стрит и отдал Бетти. Более того, по настоянию моего друга я написал записку с просьбой отложить ланч. Довольно скоро мы, Чада Света, поведем в салоне Сперанцы беседу вовсе не салонного характера, и тогда Кейн увидит, что Сперанца, при всей ее склонности к светскому остроумию, не позволит себе потешаться над такими вещами, как его прошлое, Тамблти и т. д. Более того, мы, конечно, уже миновали все мелкое и достигли глубин, поэтому должны перейти к обсуждению плана того, как нам остановить Тамблти собственными силами, держась подальше от Ярда.
(«Никаких властей», — убеждал я Кейна, хотя сейчас, имея в виду его нынешнее состояние, опасаюсь, не пришел бы он к краху при любом стечении обстоятельств.)
Возле Юстонского вокзала мы, я и Кейн, решили выпить по пинте крепкого. Небо было высоким, безоблачным, и солнце отчистило улицы от теней. И хотя сам по себе день вовсе не способствовал страху, мы с ним, словно повинуясь какому-то общему, укоренившемуся в нас инстинкту, забились в самый дальний и темный угол выбранного нами паба, подальше от выходивших на улицу окон.
Мы молча подняли кружки с пивом за нашу дружбу, взаимное прощение обид и скорейшее освобождение от всей этой дьявольщины.
Заказали еду. Кейн прошелся по поводу отсутствия у меня аппетита, и я понял, что он прав. Последнее время я ел очень мало, но при моем дородстве легко переносил это. Да и разве полезет кусок в горло после всего того, что я в последнее время видел и продолжаю видеть, а теперь вдобавок к
Стоп. Я забегаю вперед, а не должен. Вдох. Выдох. Вдох.
После обеда мы взяли экипаж и направились на Виктория-стрит, в Альберт-Мэншнз, где находилась лондонская квартира Холла Кейна, в которой я так и не побывал, поскольку проветривание его комнат казалось мне делом второстепенным.
Кейн забыл свой ключ, но домовладелица, обрадованная тем, что знаменитый писатель вернулся к себе после столь долгого отсутствия, с удовольствием вручила ему новый, после чего мы вдвоем поднялись в его квартиру.
На площадке второго этажа я задержался, чтобы сделать Кейну комплимент по поводу этой квартиры. Его
Моя зависть — я не сказал о ней ни слова: ведь разве не было всего полчаса назад нашего молчаливого тоста за дружбу — длилась недолго. Пока Кейн нашаривал ключ, мне в нос вдруг ударил запах фиалок. Тот самый, свидетельствующий о присутствии Тамблти, одержимом Сетом. Но были и другие запахи: резкий, с железистым привкусом запах ржавчины и развороченной земли и еще один, который в последнее время мне приходилось обонять слишком часто.
Запах крови.
Я забрал у Кейна ключ и предложил ему постоять в сторонке. Потом открыл дверь и вошел внутрь.
В квартире царила кромешная, пугающая тьма. Направляясь к окну, чтобы раздвинуть шторы и впустить в комнату свежий воздух, я вдруг почувствовал, что мои подошвы липнут и скользят на голом деревянном полу. Раздвинув портьеры малинового цвета, я обернулся. Мне показалось, что круглый обеденный стол в центре комнаты покрыт тканью того же оттенка. Но разве скатерть не должна свисать по краям?
Нет, это не ткань.
По поблескивающему кругу на деревянном полу под столом я понял, что красное — это кровь, которая растеклась по всей столешнице и стекла через край на пол.
Словно в подтверждение моей догадки, Кейн, проследовавший за мной в пропахшую кровью квартиру и увидевший то, что я только что описал, резко втянул воздух.
Первым пришел испуг:
Кейн выхватил из кармана револьвер с перламутровой рукоятью и дрожащей рукой стал водить стволом туда-сюда, в конце концов наведя его на меня.
Я решительно забрал у него оружие, усадил, запер дверь, чтобы никто не зашел (в первую очередь излишне заботливая домовладелица, которая могла поинтересоваться, не нужно ли чего мистеру Кейну), и только после этого, разогнав оставшиеся тени с помощью зажженной лампы, принялся осматривать квартиру, нет ли в ней Тамблти.
Как я и предполагал, здесь его не было, но ушел он совсем недавно, поскольку оставил после себя в Альберт-Мэншнз непостижимый хаос.
Я зажег свечи не ради иллюминации, а чтобы перебить запах крови, и, вернувшись в комнату, увидел в их мерцающем свете Кейна. Он уже не сидел, а стоял, дрожа, словно от холода.
— В чем дело, Томми?
— Уйти. Можем… Можем мы просто уйти отсюда, Брэм? Пожалуйста!
— Ты думаешь… — начал было я.
Кейн
— Подожди, подожди, — зачастил я, положив ладони на его поникшие плечи. — Подумай как следует. Мэри могла просто…
— Могла
— Послушай, Кейн, — гнул свое я, — подумай, неужели не может быть другого объяснения…
— Ох, Брэм, — перебил Кейн, — ты не находишь, что два плюс два чаще всего будет четыре?
Он стал возиться с замком и чуть ли не умоляющим тоном спросил:
— Можем мы просто взять и уйти отсюда?
— Оставить все как есть, чтобы это обнаружила домовладелица?
— Тогда полиция. Давай предоставим разбираться с этим полиции.
— Кому мы можем заявить и что именно? Что в твоей городской квартире, которую, замечу, ты снимаешь отдельно от жены, недавно произошла непонятная резня или, по крайней мере, была пролита кровь? А после этого ты приподнимешь шляпу и раскланяешься? Разве не проще уж вручить им письма, и тогда они, а не Тамблти доведут тебя до погибели. Нет, Кейн, просто взять и уйти мы не можем. И вызвать полицию тоже не можем. Мы должны…
— Ты ведь, конечно, не хочешь сказать, что
Я перебил его, намереваясь заявить, что наша задача — вычистить и привести комнаты в порядок, нравится нам это или нет, однако услышал, как говорю нечто совершенно другое, причем мне показалось, что Кейн меня не слышит.
— Разве мы не договорились, Кейн, что некоторые обстоятельства, — я имел ввиду и тайное общество, членство в котором компрометирует сливки лондонского света, и некоторые потенциально губительные для репутации письма, которые неблагоразумный Кейн подписал собственным именем, и то, что я видел и что мне слышалось, и животных, разлагавшихся на моем заднем дворе, — исключают обращение в полицию?
Нет, оказывается, он меня слышал.
— Хорошо, — сказал он, — но вся эта кровь… У меня мурашки бегут по спине при виде этого, а уж
Я боялся, как бы Кейн не упал в обморок, но, признаться, меня больше волновало, как Тамблти попал в квартиру.
Маловероятно, чтобы Тамблти, которого я видел на Бэтти-стрит, весь изломанный, с натянутой, как на барабан, кожей лица, смог проскользнуть мимо консьержки, не возбудив ее подозрений. Из чего следовало, что он мог маскироваться и его облик не всегда выдавал присутствие Сета.
Он мог пройти как неодержимый. Он мог подчинять людей своему влиянию. Если это так, исходившая от него опасность удваивалась. И что еще он мог совершить со своей магией, со своей сине-