В Российской Империи, той, покойной, царской-государской, с французским языком заместо английского - все самое-самое лучшее обозначалось словом «люкс». Или «делюкс», для образованных мещан.
Этим метилось все демонстративно качественное, что включало в себя, с одной стороны, высокую цену товара или услуги, с другой - надежность и гарантии, а также полноту услуг, «все, что надо». Тогда же, во времена нормальной жизни, «люкс» обозначало еще и «всяческую услугу». Вещи люкс - это были настоящие хорошие вещи, не обязательно импортные, но по уровню не уступающие лучшим образцам, «как в домах Лондона и Парижа». Но даже интеллигентным людям, равнодушным к земным благам, это слово не было неприятно, хотя бы потому, что в нем сиял корнем латинский lux - свет.
Уровнем ниже шло то, что называлось «шикарным». Трудно сказать, откуда пришло словечко, из французского bon chic или из немецкого Schick. Я бы поставил на второе: «шикарно» - по ощущениям южное слово, одесское, откуда-то из мира еврейских портных и еврейских блатных, у них обшивавшихся в белое. Так что, наверное, словцо залетело из идиша. Так или иначе, «шик» - это блеск без тепла (так и говорили - «шик-блеск»), блестки и финтифлюшки из несолидного материала и небрежно сделанные, вся сила которых в фасоне (сейчас бы сказали - «тренд»). Модная тряпка давит фасон, но живет один сезон, она может быть чрезвычайно шикарной, но никак не роскошной. Роскошным может быть только вечное: смокинг, черные ботинки модели «оксфорд» с закрытой шнуровкой, бриллиантовая запонка. «Проверено временем».
В старой России «шикарное» было практически синонимом иностранной, в крайнем случае, варшавской, выделки - или провинциальной подделки под эту выделку. Отсюда и оттенок комического, неизменно присутствующий в понимании шика по-русски.
Еще ниже шикарного, но выше обыкновенного стояло «особое» - как варианты, «особенное» или даже «особливое». Слово это обозначало, что в вещь или услугу вложено больше труда и старания, чем обычно. Дореволюционные рекламы обещали «особливый уход за волосами», «особенную холю ногтей» и прочие приятности. Правда, тут начиналась неприятная двусмысленность: например, «особая служба» - это отнюдь не то место, где ногти холили… Когда в Россию пришло слово «специальное» в том же значении, соответствующие службы стали называться «специальными». Тут уже не до смеха: «спец» - это «ходите опасно». Еще одно значение, тоже с нехорошим оттенком: «особенная услуга» - неудобоназываемая услуга: всякая «клубничка», разные там «специальные желания» посетителей борделей.
Между «особенным» и «шикарным» еще была тоненькая прослойка «исключительного». Обозначало оно примерно «ну очень особенное». «Исключительного качества вещь, извольте убедиться», - разворачивал приказчик перед захожей барышней какую-нибудь тряпицу. Своего бытования это слово не имело. В постсоветское время, напротив, его иностранный аналог сыграл огромную роль в становлении новой системы понятий.
Итак, картина эпохи «в разрезе оценки благ» была такой. Наверху царила «роскошь» - нечто чрезмерное, преизбыточествующее, но и надежно-качественное. Ниже блистал «шик» - что-то пустое, вертлявое, иностранное, для понимающих людей чуть смешное, но бесконечно привлекательное, «огонек для мошек». Еще ниже предлагало себя «особенное» и «специальное» - нечто с приварочком, с добавочкой, не всегда хорошей или хотя бы пристойной (ну и, само собой, к любителям специального присматривались специальные же службы). Ниже стояла обыденщина и казенщина, «для народа». Еще ниже шла дрянь.
Советская власть, как известно, с роскошью организованно боролась. Более того, она сумела ее победить. Роскошь - в старом ее значении надежной качественности - осталась только для придирчивых иностранцев и, может быть, для членов Политбюро. Впрочем, относительно последних не уверен: многие из них были людьми довольно простыми, искренне считавшими, что счастье - это когда картофанчика теплого от пуза, да с селедочкой жирненькой, да с водовкой, а буржуйские кислые вина и белые манишки - это все от зажратости. Неудивительно, что «люкс» истребился из Эсэсэсэрии совершенно. Само словцо зацепилось в гостиничном деле. «Номер люкс» - по советским меркам это номер, в котором не воняет, есть горячая и холодная вода, да чистые простыни, да полотенца, и все это в комплекте. Такое, говорят, бывало только в «Интуристе», и то не всегда и не для всех, а только для глав представительств недружественных стран (на дружественных чистые полотенца зачастую экономили).
Что касается шика. Как уже было сказано, шикарность - это не столько качество и стоимость, сколько «соответствие новейшим веяниям», а также эффектность во всех ее проявлениях. Шикарная юбка может быть сшита из затрапезной тряпки, если руки есть. Шикарная прическа делается даже тупыми ножницами и гребенкой с половиной зубьев, если мастер хороший. Шикарная песня может быть напета во дворе под три аккорда. И так далее. Конечно, шик будет еще тот, но это будет шик… Кроме того, шикарные вещицы ввозились извне - пусть в небольшом количестве. Предельным шиком в брежневские времена стали пресловутые джинсы и томик Булгакова. Кстати, очень характерно, что синонимом предельно востребованного книжного дефицита стал «Мастер и Маргарита»: сам Булгаков был именно что шикарен (впоследствии Катаев в своих злобных мемуарах вспоминал его «ботинки с прюнелевым верхом») и текст написал именно что шикарный, в одесском смысле слова. А самым шикарным литературным героем советской поры стал Остап Бендер, бесконечно и безудержно любимый всей страной.
Но - дальше про «особое». В советском быту «спец» не был ниже шика, а противостоял ему. Если в шике было нечто антисоветское, нелояльное - как в длинных прическах, как в тех же джинсах, - то «специальное» было сугубо советским. Если коротко, «спец» было то, что получали в спецраспределителях по специальной цене и со спецобслуживанием. Туда входило мясо без костей, фрукты, «масло и греча», кое-что из того, что раньше называлось «колониальными товарами»; для особо приближенных - хорошая обувь, иногда и носильное, сшитое за границей. Это был тот максимальный уровень благ, до которого советская власть допускала своих служителей. Планка маркировалась водкой «Московская особая» - что означало «очень хорошая». Кстати, она и была очень хорошая: бернская золотая медаль на международной выставке 1953 года за качество и такая же брюссельская 1988 года тому доказательство (а знаменитая «Столичная», Stoly, продаваемая на Запад «за люкс», в семидесятые уже сдала выставочные позиции).
Оппозиция шикарного (антисоветского) и специального (советского) рухнула в девяностые, вместе с советской промышленностью, культурой и образом жизни. На пепелище бродили растерянные люди и искали новые слова для новых реалий.
Что они нашли - об этом читайте дальше.
Путь вверх: элит, эксклюзив, вип
В ранние девяностые годы нормальные люди голодали и холодали, энергичные - убивали, насиловали, приватизировали. Остальные эмигрировали или мечтали об этом. Ничтожное меньшинство писало в газеты, получало гранты или имело иную высокозарплатную работу.
Подобная структура общества напрочь исключала понятие роскоши, даже для самых богатых. Роскошь, как уже было сказано, предполагает известную прочность положения. Глупо шить себе смокинг и ждать исполнения заказа месяц, если ты не уверен, что переживешь следующую неделю и сохранишь здоровье. Для демонстрации же сиюминутного положения (так называемой «крутизны») использовались атрибуты вроде «голдовых цепур» толщиной с палец, «шестисотого мерса» или пресловутых «малиновых пиджаков
