были попытки указать на то, что в Жуковке до сих пор живет Ирина Антоновна Шостакович, на Николиной горе вообще едва ли не филиал РАН, в Дунино проходят чудные пришвинские чтения. Среди новых рублевских жителей, тех, кто поселился на шоссе уже в лихие постперестроечные годы, - замечательные дирижеры, художники, журналисты, актеры, писатели, а совсем не только Ксения Собчак, хотя ей тоже достается понапрасну.
Но телевизор не принимает людей с историей и характером, с прошлым и будущим. Для реализации телевизионных задач требовались персонажи, которые пришли ниоткуда и уйдут в никуда. С точки зрения ТВ, Рублевка - как дар, как гений: либо дан, либо не дан. Существующая в реальности схема: заработал (скорее, конечно, украл) - купил - теперь вот живу - им кажется банальной и нетелегеничной. Развод на миллион, кокаиновая зависимость, какой-нибудь особенно гадкий притон - это другое дело. Это можно с чистой совестью давать в эфир.
В этой узости телевизионного взгляда - безусловно, оправданной соображениями рейтинга и другими высокими доводами, - объяснение тому странному вроде факту, что телевизионное шоу «Рублевка. Live» так и не проторило тропку к зрительским сердцам. Я не был постоянным зрителем сериала, но то, что видел, было правдиво - или, во всяком случае, правдоподобно. И именно поэтому - нерейтингово, неинтересно. Попытка доказать, что Рублевка населена ровно такими же людьми, какие живут в Жулебине, только побогаче, не прошла: в замке не место свинопасам. Не троньте нашу мечту своими грязными руками. У самих жителей Рублевки сериал вызывал активное раздражение, ругань стояла страшная. Я их понимаю: ежевечерне видеть, как твое белье вывешивают на всю страну, - кому ж приятно?..
Вслед за отечественными в редакционную каморку потянулись западные тележурналисты. У них вообще другой подход. Прежде чем приступать к дорогостоящей командировке в страну белых медведей, они рисуют сценарий - и уже под заданную идеологию нарезаются кадры и вырываются из контекста цитаты. Вот британский журналист объясняет мою задачу: «Вы, Эдуард, будете говорить о том, насколько велик зазор между бедными и богатыми на Рублевке; о крестьянах, которых Абрамович лишил земли, чтобы построить свои дворцы (с каких это пор крестьяне пашут в лесах первой категории?); о том, что КГБ на много часов перекрывает трассу для вашего политического истеблишмента, и зреет бунт». Отказ давать интервью по-написанному расценивают как боязнь угодить в кремлевсие застенки. Я не шучу.
А вот как сделало немецкое телевидение. Сняло одну из «рублевских жен» - вполне, кстати, самостоятельную, что называется, в быту: как принимает гостей, как разговаривает с садовником, как проверяет свежесть дорады и целует в лоб ребенка, которого водитель выпускает из длиннющего Bentley - уроки закончились. И эти благолепные кадры пустили вперемешку со старушкой из деревеньки Бузаево: как та идет к колодцу за водой, колет дрова (очевидная подтасовка: в Бузаево лет тридцать тому назад провели газ), выкладывает на стол селедочные хвосты. И, в общем, получается как бы так, что первая, богатая, отняла все у второй, нищей. Это типичное моделирование действительности, шустрое, наглое, беспардонное.
Но и от телевизиощиков бывает польза. В самый канун Нового года, пока Патрисия Каас пела в Барвихе для Михаила Фридмана, Петра Авена и прочих высокопоставленных любителей французского шансона, а 2 -й отдел ДПС на спецтрассе готовился к проезду президента, на «элитной» бензозаправке тут же, на Рублевке, прямо у богато наряженной елки разворачивались следующие события. Некая девушка на автомобиле «Фольксваген Туарег» заехала купить - ну, скажем, памперсов. Вернулась в машину. В этот момент стекло автомобиля разбили: мрачная кавказская физиономия потребовала от девушки сумку и кошелек. Девушка завизжала. Ее ударили. Забрали, что хотели. И укатили. Оказывается, это был уже пятый случай за день. Вот самая обычная рублевская жизнь. Настоящая Рублевка. Девушка попалась с характером. Она три дня методично обзванивала телеканалы: снимите сюжет, предупредите других. И только НТВ откликнулось на зов. «Хорошо, что это случилось на Рублевке, иначе не стали бы заморачиваться», - прокомментировал редактор. Да, хорошо, славно.
Русским языком вам говорят! (Часть пятая)
Часть пятая, последняя
Иллюстрации из книги Александра Бенуа «Азбука в картинах». Санкт-Петербург. 1904
… Лучшие минуты конкурса были те, когда по истечении часа пятнадцати минут, отведенных на ответы по русскому языку, я предлагала участникам послушать пять или шесть фрагментов нашей классической прозы и попытаться определить автора. Упоминалось уже, как слушали подростки лучшие образцы русской речи. В том, что они в полной мере чувствуют красоту этой прозы, сомнения быть не могло. Значит?..
«… С сожалением должен констатировать, что начитанность девиц все больше и больше падает. Нынешнему седьмому классу почти совсем незнакомы уже такие писатели, как Горький, Л. Андреев, Ибсен, Гауптман. Прежде же было заметно гораздо большее знакомство с современной литературой. Трудно сказать, чем это объясняется» (из дневника словесника Н. A. Шубкина за 1912-1913 учебный год).
«Я уверен, что большинство педагогов не могло бы ясно определить, ради чего изучается 'словесность', почему она должна занимать одно из первых мест в программе, какими ценностями обладает этот предмет».
Сегодняшний текст, не правда ли?
Однако вопросы поставлены почти сто лет назад. И так и не разрешены.
Нам не оставлено иного выхода, как попытаться нарушить - или, если не бояться слов, сломать - очень долгую традицию российского образования по предмету «Словесность», или «Литература». На нее и замахиваюсь.
Потому что все восклицания учителей-литераторов насчет того, что уменьшение часов литературы есть удар по формированию духовной сферы человека, полны недоговоренностей. Ситуация же такова - программные произведения (практически наше все) в каждом классе читают единицы. Остальные заканчивают среднее образование, не прочитав ни «Горе от ума», ни «Капитанскую дочку», ни «Мертвые души», ни «Войну и мир», ни романы Достоевского. Каждый год 22 июня, вслед за выпускным балом, сильно пополняется тот слой общества, который лишен - частично или полностью - второй после родного языка общенациональной скрепы. В этом - огромное отличие не только от российского общества конца ХIХ - начала ХХ века (люди, кончавшие гимназию или реальное училище, Пушкина и Гоголя читали), но даже от более или менее интеллигентной среды 60-90-х годов: возрастные слои не были так разъединены в этом именно отношении.
Потому что чего вообще-то мы, культурное сообщество и служащая обществу (так ведь?) власть, хотим, включая литературу в число школьных предметов? Того, наверное, чтоб этот учебный предмет прежде всего знакомил подрастающих сограждан с основным корпусом произведений отечественной словесности, имеющих статус общепризнанного культурного наследия. Мы, соотечественники, принимаем за аксиому (и, я полагаю, не без оснований) то широко распространенное мнение, что человек, вовсе не знакомый с этим корпусом или знакомый лишь понаслышке, оказывается лишенным чего-то, невосполнимого другими средствами. В какой-то степени сюда относится нравственный потенциал, заложенный в этом отобранном культурой корпусе (взрослых литература не «воспитывает»; до 16-ти же лет очень даже воспитывает) и эстетические представления, которые формируются при знакомстве с классикой.
Современные уроки литературы мало работают на эту аксиому. По большей части - это уроки
