прояснится.
Морозов
Если кто-то коллекционирует самые яркие высказывания российских политиков — вот вам в копилку: Олег Морозов, первый заместитель председателя российской Госдумы, отвечая на вопрос журналиста «Коммерсанта», кто будет президентом России в 2018 году, сказал: «Так ли это важно? ...Спрашивать, кто будет в 2018 году президентом, некорректно. Медведев и Путин сами решат, кто из них в это время будет достоин президентства».
Я совсем не склонен рассуждать о диктаторских порядках в современной России, об угнетении народа и прочих подобных вещах. При этом некоторые антидемократические проявления у нас сегодня, конечно, есть — эдакие отдельные недостатки, они же перегибы на местах. А перегибы — на то они и перегибы, чтобы рано или поздно с ними кто-нибудь разобрался. И когда Россия начнет преодолевать тяжкое наследие двухтысячных, может быть, среди преодолевающих окажется и вице-спикер Морозов, который, может быть, скажет, что это время было такое, или что в сердцах царили сон и мгла, или еще что-то в этом роде. Собственно, эту заметку я пишу в том числе и для того, чтобы вице-спикеру Морозову в этом будущем было бы сложнее оправдываться. Да, формула «Путин и Медведев сами решат» вполне адекватно отражает реальность, — но даже сами Путин и Медведев ее заметно стесняются, тщательно организуя все формальные шаги — от всеобщих выборов до консультаций с парламентскими фракциями. Вице-спикер Морозов устроен проще — он говорит ровно то, что думает. Но в том-то и фокус, что это — его, Морозова, мысли. Чтобы иметь лакейскую душу, тирания совсем не обязательна — и я очень не хочу, чтобы завтра Морозов, оправдываясь, списывал особенности своей души на особенности политического режима в России, каким бы ни был этот режим.
Кенигсберг
Мэр Калининграда Феликс Лапин первым из калининградских и вообще российских официальных лиц заявил о предпочтительности возвращения Калининграду его исторического имени. «Какая разница, как он назывался? Ну, жил здесь Кант. Кант жил где? В Кенигсберге. Наверное, я еще раз повторяю, у России, я считаю, была бы гордость от того, что да, Кенигсберг — это российский город, в составе Российской Федерации», — сказал Лапин, и это заявление мэра самого западного российского областного центра вполне тянет на настоящую сенсацию. До сих пор российские чиновники любого уровня старательно избегали любых попыток перевести разговор о переименовании Калининграда в дискуссионную плоскость — даже торжества по случаю 750-летия города, прошедшие несколько лет назад, вначале были чуть не сорваны по инициативе Кремля, представители которого говорили о нецелесообразности празднования юбилея «несуществующего немецкого города».
Когда переименовывали Ленинград, Свердловск, Горький и Куйбышев, о переименовании Калининграда не было и речи. Если возвращение исторического имени Самаре — это просто эпизод топонимической политики, то возвращение исторического имени Кенигсбергу — это большая политика, практически пересмотр итогов Второй мировой войны. Сегодня вернем на карту Кенигсберг, а завтра и сам город немцам отдадим — примерно так выглядела консенсусная точка зрения по этому вопросу, существовавшая в девяностые и в Калининграде, и в «большой России». Всерьез о переименовании города говорили только немногочисленные прозападные интеллигенты, и голоса их почти не было слышно. Теперь о возвращении имени Кенигсбергу говорит мэр города, и его-то уже нельзя не услышать. При этом еще несколько лет назад подобные заявления для калининградского политика могли стать концом карьеры; имя Калининград относилось к бесспорно не подлежащим пересмотру вопросам. Теперь что-то изменилось. Что именно?
Можно выдвинуть несколько версий — от ослабления ветеранского лобби, когда-то имевшего в Калининграде немалый политический вес, до уменьшения зависимости чиновников от воли избирателей. Но все же более правдоподобным мне кажется такое объяснение. На протяжении последних почти десяти лет официальные власти России эксплуатируют тему войны 1941–1945 годов, что называется, и в хвост, и в гриву — эта тема используется для выяснения отношений и с Украиной, и со странами Прибалтики, и с Европой, и даже с оппозицией внутри страны. На первый взгляд, третье (второе было при Брежневе) дыхание культа Победы не дает Девятому мая уйти в историю — в действительности же такая эксплуатация последней советской святыни ведет или даже уже привела к самой быстрой ее десакрализации — пожалуй, даже если бы по телевидению с ежевечерними проповедями выступал знаменитый Резун-Суворов, эффект был бы более слабым.
На примере калининградской топонимики это видно вполне отчетливо. Еще пять лет назад «победные» аргументы против переименования города работали, теперь — не работают. По-моему, важная веха — причем не только для Калининграда.
ТИГР
МВД провело предварительную проверку финансирования организации ТИГР (Товарищество инициативных граждан России), известной прежде всего участием в массовых акциях «праворульных» автовладельцев во Владивостоке этой зимой. Инициатором проверки выступил депутат Госдумы Сергей Белоконев — один из лидеров движения «Наши». По мнению Белоконева, за финансированием ТИГРа стояли иностранные неправительственные организации, то есть автомобилисты во Владивостоке митинговали не сами по себе, а потому, что им за это заплатили какие-то внешние силы.
В результате проверки никаких свидетельств иностранного финансирования обнаружено не было — впрочем, и не могло быть, потому что ТИГР, будучи сетевой организацией, не имеет ни оргструктуры, ни бухгалтерии, ни вообще каких бы то ни было подразделений, в которые могли бы поступать деньги — хоть иностранные, хоть отечественные. Очевидно, при желании правоохранительные органы все равно могли бы в чем-то уличить «товарищество», но не уличили — и это даже можно было бы считать очередным доказательством политического потепления, если бы мы искали такие доказательства. Интереснее в этой истории другое — государство (а профессиональный нашист Белоконев, разумеется, воспринимается именно как представитель государства) всерьез считает, что никаких протестов против правительственной политики не может быть без того, чтобы за этими протестами не стоял какой-нибудь иностранный центр. Это вдвойне странно, если учесть, что российская власть, кажется, вполне адекватно воспринимает зимние бунты в Приморье — например, премьер Путин в интервью японским СМИ откровенно заявил, что правительство сознательно пожертвовало интересами дальневосточных автомобилистов: «Приходится выбирать не между хорошим и очень хорошим, а между не очень хорошим и совсем плохим. Как Вы думаете, что предпочтительнее для правительства: забастовки автопроизводителей либо забастовки торговцев?» Если интересы какой-то социальной группы сознательно ущемлены властью, вполне логично ожидать протестов со стороны этой социальной группы. Но в то же время государство всерьез ищет иностранный след в организации протестов, и здесь уже никакой логики нет и быть не может — впрочем, кого это когда-нибудь останавливало?
Олег Кашин
Хроники
???
Женщина лет пятидесяти в супермаркете просит осьмушку хлеба — для этого надо располовинить четвертинку «Дарницкого». Продавщица со вздохом отказывает — упаковка, штрих-код, но достает из кармана пятирублевую монетку. «Благодарю вас», — после короткого угрюмого раздумья отвечает женщина. Вида, что называется, приличного, самого чистоплотного, в корзине — дешевые макароны и пакет куриных потрохов. Вот кого спасли бы продуктовые карточки, идея введения которых активно обсуждается аж с прошлого лета.
ВЦИОМ представил данные нового опроса: введение продуктовых карточек для малоимущих поддерживают 62 процента опрошенных (51 процент — в прошлом году). Примерно на столько же уменьшилось количество тех, кто против (24 процента). Наиболее популярна эта идея в Сибири (78 процентов) и на Урале (76 процентов), наименее — на Северо-Западе России (32 процента). Адресатами этой помощи готовы стать 35 процентов респондентов — по преимуществу это люди в возрасте старше 60 лет или малоимущие, в чьих семьях доход на одного человека не превышает 1500 рублей.
При этом 48 процентов уверены, что изначально хорошая инициатива (безналичные деньги, которые можно будет тратить исключительно на продукты — табак и алкоголь в реестр не входят) — на практике окажется «как всегда»: до истинно нуждающихся помощь не дойдет, а достанется маргиналам или, напротив, формально бедным, но фактически обеспеченным пенсионерам. Есть и другое мнение, озвученное политиками: в условиях частной торговли на карточках неизбежно нагреют руки распределительные органы и дружественные им торговые сети. Это резонное опасение, однако, оно не отменяет необходимости как-то решать вопрос. Для начала, например, признать, что голод в России — это не публицистическая гипербола. За год количество россиян, находящихся за чертой бедности, увеличилось вдвое, — сегодня их 14 процентов, выросло и количество бедных (тех, кому хватает денег только на еду, а покупка одежды уже вызывает затруднения) — их теперь 32 процента, — и удивительно ли,
