Ноги уже по щиколотки в грязи.
Дело ее – табак на густой мази.
Звезды над головой ее не горят.
Чует она: за несколько сотен миль
нет ни души, одна водяная пыль,
и сколько теперь стоять в пыли, как стоят часы,
у какой-то средней заброшенной полосы,
полуслепой от дождя,
со своих следов не сходя?
Некий знак означает автобусную остановку.
За спиною кювет, пустые мешки на дне.
Ничего себе, думает, вышло переменить обстановку.
Лучше б я умерла во сне.
Нет, все-таки лучше не.
Перевязывает платок, прижимает локти к бокам,
собирает себя в горячий тугой комочек,
темнеющий оттого, что промок от носков до мочек,
подобно небесным птицам и облакам.
Ни машины сюда, ни машины в обратную сторону.
А кругом – широко, далеко и довольно просторно.
Норма Джин открывает сумочку, заслонив от дождя рукою.
Там платок носовой, забытый на переправе,
сигареты без фильтра, зеркальце, но какое!
С мутным стеклом, в розовенькой оправе.
Все какое-то не ее,
поразительно, ё-мое!
Из знакомого ей – только то, что на ней.
Но это все не беда:
Ей обещали, продержишься девять дней -
И дальше можно туда.
А там по-другому, там не на кого сердиться,
там чисто и строго, как будто хороший отель,
и снег густой, как водица,
и можно залезть в постель
и – да, с головой накрыться.
II.
Постепенно темнеет. Тени перестают.
Все, похожее на уют,
окончательно
ускользает.
Те и эти деревья волнуются и поют.
Все безмолвное – замерзает.
То ли свет, то ли нет. Кто-то слушает или спит.
Только издали
так тихонечко
что-то движется
и
скрипит,
светит тоненьким, словно шип,
как ведет по стеклу мизинцем.
Норма Джин издает единый короткий всхлип,
словно в детстве перед зверинцем,
и стоит, совсем не дыша.
1.
Над Южелбицами небо низкое.
Под Южелбицами почва склизкая.
Грузовик застрял, ковыряет шинами грязь:
вот, дорога кончилась раньше, чем началась.
Беспризорная липа
роется в мокрой шерсти,
вечер ползет к шести.
А в кабине уютно, и в термосе кофеёк,
сизым голубем синий дым разведет крыла.
– Опускаешь стекло, и под сердцем – ёк:
там она, такие дела.
И стоит, гляди,
бела дня среди,
многотонныя трассы торговой
невпопад пустой
стоит она посередь.
Экий ты, говорит, бестолковый,
экий ты, говорит, простой.
Как тут с вами
не
умереть.
Поглядела, словно не уважала,
и пропала, как плечами пожала.
– А на ней-то что надето, Толя?
– Да не помню, не сказали, что ли.
Или в белом была, не совру, в белом.
А тебе-то оно за каким делом?
– Да так, ни за чем. А я здесь при чем?
Вылезай с ключом,
подтолкни плечом.
2.
Вы очи, очи голубые,
зачем сгубили молодца?
