Это же не волосы,
это воздух-воздух!
Половина неба в раскаленном белом,
половина мира начисто пропала.
И полей не стало. И машин не стало.
И в ушах стреляет, словно парабеллум.
Прочищаю окоём:
ходит воздух пушечный,
грузовик стоит на ём
маленький, игрушечный.
Дверь, как челюсть, отвалилась,
Нина села, как впервой,
и машина покатилась
по подушке пуховой.
(Как по маминому следу,
как по снежному двору
я на санках еду-еду
и не верю, что умру.)
– Гони, Толян, на белое!
– А я что делаю?!
22 (XXIV).
В Москве, на Тверской,
есть одна кофейная.
Дама с Колею сидит
вся благоговейная.
Ничего не кушает,
очень много слушает.
– Коля, Коля, Николай,
ты уже поправился?
Кого хочешь, выбирай.
Может, кто понравился?
Ты сопровождающий
высшего разряда,
лучший из товарищей
нашего отряда.
Для тебя я потому
нарушаю правила -
по билету одному
пару переправила.
Гордись, оцени
широту начальства.
В порядке они,
больше не печалься.
И оба симпатичные,
но это мненье личное, -
а за то, что ты без спросу
упразднил ей приговор
тебе будет – кровь из носу -
в личном деле выговор.
Но это мера частная:
для общего отчета.
А так скажу – прекрасная,
прекрасная работа!
…Дождь идет, морося,
ветки не сгибаются,
Коля жрет лосося?,
Глупо улыбается.
Декабрь 2006; 26 июля – 1 августа 2008
«До чего, христопродавцы, вы Россию довели»
Упрямая бедность Владимира Крупина
Олег Кашин
Фото Максим Авдеев
I.
Квартиру в писательском доме в тогдашнем проезде Художественного театра Крупины получили в 1986 году, когда Владимира Николаевича избрали секретарем правления Союза писателей СССР. Дом старый, двадцатых годов постройки, и в квартире, которая досталась Крупину, до войны жил поэт Джек Алтаузен, прославившийся, в частности, строчками: «Я предлагаю Минина расплавить, Пожарского. Зачем им пьедестал? Довольно нам двух лавочников славить, Октябрь их за прилавками застал». Крупин цитирует это стихотворение и говорит, что, вселившись, он сразу же позвал батюшку и освятил квартиру.
Крупин – очень набожный человек. Когда я сказал ему о чем-то – «Черт его знает», – он перекрестился и попросил меня в его доме так не выражаться: «Лучше уж сказать „Хрен его знает“ или еще как-нибудь, чтобы враг нашего спасения не радовался. А то ведь самый маленький бесенок самым маленьким коготком может перевернуть вселенную. Не призывайте бесов».
Сделать набожному человеку комплимент очень просто. Достаточно сказать ему, что о нем давно ничего не слышно, что его книг нет в магазинах, а сам он уже лет двадцать как не выступает по телевизору. «Я как раз этого и добивался, – говорит Крупин. – Мне кажется, что чем человек значительнее, тем он незаметнее, а мне очень хочется быть значительным. Зайдите в книжный магазин – кто там торчит? Маринина, Быков да Донцова. Мне среди них делать нечего. Да и спасение наше совершается не в толпе, не на трибуне, а в одиночестве. Поэтому я принципиально не принимаю литературных премий – еще с 1989 года, когда мне присудили премию имени Льва Толстого, а я не смог ее взять, потому что разделяю мнение святого Иоанна Кронштадтского о Толстом. Раньше было сложно отказываться, но потом привыкли, перестали давать».
II.
Сегодня Владимир Крупин – может быть, самый забытый из популярных писателей позднего СССР, и
