Лирика. Художник Сергей Крицкий
Посетила новое казенное присутствие – регистрационную палату по недвижимости. Все сделано будто бы «по-людски» – столы для заполнения бланков, ручки, много окон в зале и даже хорошие кожаные диваны, но главное сохранили: наклонную позу для посетителя. Чтобы объяснить что-то клерку, надо непременно наклоняться в узкую щель между барьером и стеклом, пихнуть локтем или задницей стоящего сзади – посетитель должен чувствовать себя просителем, – и кланяться, кланяться. С уважением думаю о неистребимости бюрократической эргономики.
Ночью сажусь в анапский поезд на небольшой станции в 300 км от Москвы.
Проводница, проверив билет, вдруг загораживает проход:
– На этой станции, – говорит она, помотав головой, – никто никогда не садился!
Трезвая – но у нее солома в волосах, с чего бы?
В купе ужинает курортное семейство, молча доедает дорожный запас. Измученные жарой и сутками дороги, едят через силу, почти страдальчески. Воняет курица, текут краснодарские помидоры, уксусный дух идет от домашнего вина в пластике. Еда не должна пропадать, – и тяжело, мрачно работают челюсти, по подбородкам стекает горький рабочий пот.
Война породила множество интеллигентских стенаний о Мамардашвили, Данелии и водах Лагидзе. «Мы воюем с нацией великой культуры».
Божественный диалог в блогах:
– Это что же, в 41-м году должны были советские солдаты мучиться – как же мы можем с ними воевать? Это же народ великого Гете, Шуберта, Гегеля, Баха… К сожалению, наличие Баха не есть гарантия от появления Гитлера…
– Народу великого Пушкина, как обычно, вообще все равно: грузины-осетины – один х… хачики. Все, кто чуть не тем цветом волос или акцентом – враг. И против этого чудесного простонародного взгляда читать на ночь Баха точно не поможет…
Господи, ну почему как об «этом простонародье» – так непременно чайка по имени Митрофан Простаков?
Старуха в очереди рассказывает: работала на кондитерской фабрике, каждый день ели по торту.
Муж-покойник сухие торты в помойку отправлял, требовал пропитанный коньяком. У мужа перед смертью был вес под двести кило, у нее диабет.
– Зато пожили, – с удовлетворением говорит она и причмокивает. – Не то, что вы, голытьба.
Горничная принимает номер перед выездом. Ласково смотрит на оставленный шампунь.
– На самолетике летите? Я все думала: зачем нам дамы шампуни дорогие оставляют, гели, лучше бы дали чаевые. А потом мне сказали, что это закон такой хороший, что жидкости нельзя провозить.
– Хороший, – злобно думаю я. Окормление горничных, беспредел буфетных касс в зале ожидания – сто рублей за глоток минералки…
– Опять для сухих волос, – возмущается она, прочитав этикетку. – Ну и что мне с ними делать прикажете?
В Грицовской школе Веневского района наладили систему отопления! Эту сногсшибательную новость я прослушала по тульскому телевидению раз восемь за вечер. Восемь лет температура в школе, где учатся 500 детей, не поднималась выше 12 градусов – но в этом году, благодаря усилиям депутата Х, предпринимателя У и районного начальника Z, впервые будет тепло! Любовно показывают новые трубы, батареи. У благодетелей, раздающих интервью, такой гордый вид, словно они новую очередь Северстали запустили. И, конечно же, ни слова о том, кто устроил это массовое вымерзание детей, как стал возможен этот многолетний форс-мажор и – главное – что же тогда происходит в других школах, до которых не дотянулась еще депутатская благодать? Еще раз понимаешь, что катастрофическое состояние – унылая норма, не вызывающая даже предположений о том, что люди, может быть, не выполняют служебных обязанностей, что у ситуации есть конец и начало. Нет – «оно само», никто не виноват.
Известная благотворительная организация объявила о приеме вещей для пострадавших в Южной Осетии.
– Только новые, хорошие вещи! – с угрозой сказала женщина из телевизора. – Обязательно с этикетками, вещи без этикеток не принимаем.
Душок от этого… Скоро другие тети и дяди – осетинские, московские и питерские – намекнут: «Только импортные стройматериалы! Квартиры без евроремонта не принимаем!» – и обыватель, потянувшийся было за кошельком, скажет себе: стоп. Впрочем, его не спросят – в иных регионах административные гении, как сообщают блоги, уже начали вычитать по 1/6 из зарплат. А министр образования объявил, что пять цхинвальских школ будут восстановлены за счет средств национального проекта «Образование», в бюджете которого так кстати сэкономлены средства на оборудование и выплаты классным руководителям. И против быть как-то кощунственно. Но душок…
Отпускники по-прежнему едут в Абхазию – с чадами, домочадцами и домашними животными. Вымечтанный отдых, благословенная земля, «родные люди». У них какая-то священная уверенность, что с ними ничего не произойдет, потому что война – это «где-то там» и «когда-то там», а от Кодорского ущелья до гагрских пляжей – дистанция огромного размера. Можно только позавидовать безмятежности миддловского внутреннего мира.
Казус в Улан-Удэ: шестиквартирный деревянный дом в центре города оказался под сенью свежевыстроенного здания республиканского Пенсионного фонда – здания современного, роскошного (Пенсионный фонд других не строит). Внезапно оказалось, что земля, на которой стоит дом, по документам стала собственностью Фонда (как – никто не знает, но как-то стала), – и жителям квартир (три приватизированные и три социального найма) предложили освободить помещение. Самое потрясающее в этой истории, что не только «социальщики» покорно ушли из дома (как говорится, в никуда), но и две приватизированные квартиры были освобождены по требованию надменного соседа. Осталась одна семья – судебные тяжбы, обжалования, оборона… Хороший почин: богоугодное заведение начинает и выигрывает. И какие еще патерналистские учреждения станут захватчиками частной собственности – собесы, ВТЭКи,
