представляли себе, что такое настоящий брак, поэтому довольно быстро расстались. А когда я женился на тебе, мне было уже за тридцать и я был достаточно взрослым и ответственным человеком.
– Но Гулсум была очень красивой молодой женщиной, – повторила Линара, – неужели ты ее не вспоминаешь?
– Мы расстались уже давно, – ответил Дастан, – и она явно не похожа на Зою Фигуровскую-Клецкову. Другой типаж, другие взгляды. Она всегда была немного романтической дурочкой. Можешь себе представить, вышла замуж за какого-то инженера и, оставив столицу, уехала с ним в Ташкент. Такой идиотизм!
– Откуда ты знаешь?
– Встретил в прошлом году в аэропорту ее младшую сестру, и она мне все рассказала. Гулсум всегда была немного непрактичной, и, признаюсь, ее выбор меня не очень удивил. Вот такая история. Нет, я, к счастью, не имел дела с такими женщинами, как Зоя. Ни моя первая жена, ни ты совсем на нее не похожи. И надеюсь, что никогда не будете похожи.
– Надеюсь, – улыбнувшись, согласилась Линара. – Представляю, как трудно достичь такого совершенства в вымогательстве подарков. Слава богу, что мне не приходится так унижаться. Отец всегда говорил мне, что у женщины должен быть свой счет, чтобы она не зависела от мужа. Но раз Фигуровский все-таки согласился поехать, значит, она молодец, сумела добиться своего. А это самое главное.
Они повернули к зданию отеля.
– Такое ощущение, что мы специально ходим и всех подслушиваем, – хмыкнула Джил, взглянув на Дронго.
– В отеле живет человек сто пятьдесят, поэтому мы встречаемся почти со всеми, – ответил он. – И не забывай, что они так громко и уверенно разговаривают еще и потому, что принимают нас за иностранцев, не понимающих их языка.
– А я чувствую, будто попала в Москву, где все говорят по-русски, – заметила Джил.
– Сейчас по-русски говорят почти на всех известных курортах, – сказал Дронго, – и это необязательно только русские. Этот язык связывал все народы бывшего Советского Союза. Через русский язык становились известными местные поэты и писатели; каждый из них мечтал быть переведенным и опубликованным именно на русском, так как это открывало дорогу в большую литературу. Сейчас на этом языке говорят граждане Украины и Казахстана, Латвии и Киргизии, Беларуси и Азербайджана, Узбекистана и Молдовы. В некоторых республиках по-русски говорят гораздо меньше – это Литва, Эстония, Грузия, Армения. Но, в общем, русскую речь можно сейчас услышать на лучших высокогорных курортах Швейцарии и Австрии, в Китае и Америке, на Лазурном Берегу, почти на всех испанских курортах, и даже в Стамбуле, где русский становится вторым после турецкого. Представляю, как «переворачиваются в гробу» турецкие султаны, столько лет воевавшие с Россией. Хочу тебе честно признаться: это действительно удивительный язык. Если бы я был русским человеком, тогда все было бы понятно – просто расхваливаю свой язык. Но я нерусский и, возможно, поэтому могу абсолютно объективно и честно оценить великий язык Пушкина и Толстого, Достоевского и Чехова, Гоголя и Пастернака. Собственно, я всегда тебе говорил, что для меня вся литература делится ровно пополам – мировая и русская. Такой совестливости, такой исповедальности, такого проникновения в души людей, такой откровенности и вместе с тем такой высоконравственной литературы нет больше нигде в мире.
– А итальянская литература? – ревниво спросила Джил. – Забыл? От Данте, Петрарки, Боккаччо, Тассо до Пиранделло, Моравиа, Павезе, Кальвино и твоих личных знакомых Умберто Эко и Дарио Фо. Тебе не кажется, что ты не совсем объективен?
– Возможно, – согласился Дронго, – но я говорил о пространстве бывшего Союза, когда русский язык и русская литература объединяли писателей разных национальностей, верований и языков. Ты можешь справедливо сказать, что есть великая литература на английском, французском, испанском, немецком, японском, китайском, арабском, фарси… перечислять можно долго. Но я все-таки останусь при своем мнении – вся литература делится ровно пополам.
– Жаль, что мне трудно даются книги на русском, – задумчиво произнесла Джил, – легче читать на английском и французском. Но я постараюсь. Особенно хочется почитать Чехова. Мне кажется, что если я смогу одолеть его на русском языке, то узнаю тайну его пьес, которую разгадать просто невозможно.
Они вошли в здание отеля, поднялись по лестнице в просторный холл и увидели супругов Фигуровских. У Зои в руках было сразу несколько больших пакетов. Очевидно, ей удалось убедить супруга «увеличить ее лимит» еще на одну сотню тысяч. Дронго и Джил проводили их веселыми взглядами и расхохотались. Они еще не знали, что уже послезавтра вечером в отеле произойдет загадочное убийство.
Глава третья
Утром они спустились к завтраку перед самым закрытием ресторана. Впрочем, большинство отдыхающих так и делали, просыпаясь довольно поздно. Сказывались к тому же и поздние ужины. Уже известная компания, состоявшая из трех семейных пар, располагалась за большим столом на веранде. Они успели прийти сюда еще несколько минут назад и теперь ждали официантов, обмениваясь репликами. Официанты быстро расставляли приборы, несли тарелки, кофейники, чайники, чашки. Сегодня было довольно прохладно, и Дронго вместе с Джил прошли на веранду, так как внутри ресторана свободных столиков уже не было. Увидев их, Аида кивнула Дронго в знак приветствия. Он вежливо поздоровался.
Буквально вслед за ними появился и Вязанкин со своей подругой. Они тоже вышли на веранду, хотя было заметно, как не хотелось Вязанкину проходить мимо большого стола, за которым сидел Фигуровский. Тот равнодушно взглянул на проходившую мимо пару, видимо, не узнал их. Вязанкин демонстративно уселся спиной к большому столу. Рядом устроилась Светлана.
Через некоторое время вся шестерка поднялась, чтобы пройти к столам, где можно было выбрать соответствующую еду. Только Паруйр чуть замешкался – в этот момент ему кто-то позвонил на мобильный телефон. Он быстро пробормотал в трубку нечто невнятное и присоединился к своей компании. Пока они наполняли свои тарелки, Вязанкин и его спутница терпеливо ждали, когда Фигуровский и его супруга вернутся к столу, и тогда Вязанкин, быстро поднявшись, прошел мимо большого стола.
Дронго взглянул на Джил. Она налила себе кофе с молоком и собралась пройти к столам, чтобы выбрать себе продукты на завтрак. Дронго присоединился к ней, попросив повара сделать ему яичницу. За свой столик они вернулись через несколько минут. За соседним столиком Аида недовольно заметила:
– Наверное, кофе уже холодный.
– А я не пью очень горячий, – ответил ей Фигуровский.
– Сейчас попрошу официанта принести еще один кофейник, – предложил Паруйр.
Подскочивший официант налил Аиде кофе из свежего кофейника.
– Здесь хороший кофе, – произнесла она, взяв чашку и сделав несколько глотков.
Официант налил кофе и Зое, супруге Фигуровского. Она не успела потянуться за своей чашкой, как Фигуровский сделал из своей большой глоток и тут же громко закашлял. Расплескивая кофе, поставил чашку обратно на стол.
– Что случилось? – спросила Зоя. – Кофе оказался слишком горячим?
– Нормальный, – ответила за него Аида. Но Фигуровский продолжал кашлять. Лицо его побагровело, он словно задыхался. Зоя быстро поднялась и сильно хлопнула его несколько раз по спине, словно он подавился чем-то. На них уже стали обращать внимание остальные посетители. Было видно, что Фигуровский с каждой минутой чувствует себя хуже и хуже. Сидевший в углу веранды неизвестный гость, с выбритой головой и резкими чертами лица, даже поднялся, показывая официантам на бизнесмена. У него была седая щеточка усов, серые глаза, большие уши, прижатые к идеальному черепу. Один из официантов быстро принес большой стакан холодной воды, и Михаил Матвеевич залпом выпил воду, жестом попросив официанта принести еще один стакан. После второго стакана ему стало гораздо лучше, он даже попытался улыбнуться, достав носовой платок и вытирая выступившие слезы, но лицо по-прежнему оставалось багровым.
