телефон, раскрывает в нём карту звёздного неба и кладёт перед Киром.
— Вот, смотри. Узнаёшь летнее небо?
Тот кивает.
— Вот тут видишь, где кончается горох и начинается кунжут? А теперь увеличиваем — раз, ещё, и ещё... Видишь, спиралька? Это галактика Млечного пути, она так называется. А в ней... оп-па, вот она Земля. Оттуда Лиза к нам и прилетела.
Ребёнок переводит зачарованный взгляд с меня на карту и обратно. Наконец спрашивает:
— А как выглядит Муданг? Снаружи?
— Сейчас вернёмся, покажу, — охотно отвечает Азамат и переходит обратно к галактике Водоворот. — Вот, гляди. Наше Солнце с Присолнышком и планета.
— Солнце такое большое?!
— Ага, оно просто далеко...
Азамат продолжает объяснять азбучные истины, а я сижу и умиляюсь. У мужа глаза блестят азартом, даже похорошел как-то внезапно. Дорвался наконец воспитывать потомство. Алэк-то ему маловат пока, едва-едва сидеть учится. А тут вдруг настоящий человек, да ещё и любопытный, похоже, в папу.
Мы даже не замечаем, когда появляется Лентяй с завтраком. Он окидывает насмешливым взглядом Байч-Харахов и подмигивает мне, мол, тоже понимает, что происходит. Вид еды, однако, временно перебивает у Кира жажду знаний.
Ребёнок наворачивает мясо-молочную кашицу так, как будто месяц не ел. Азамат косится на меня, но я только отмахиваюсь. Раз уж ему вчера с шашлыка не сплохело, от этой штуки вряд ли что-то будет, разве только пронесёт. Так что пускай наслаждается изобилием.
Я стоически молчу, когда Кир выпрашивает добавки. Когда он начинает требовать третью порцию, у Лентяя высоко поднимаются его кустистые брови. Азамат смотрит на меня беспомощно, мол, что делать?
— Несите, — вздыхаю и принимаюсь одеваться. Аптечка у меня в унгуце.
Кир послушно выпивает таблетку для облегчения пищеварения и уминает ещё полпиалы, но потом всё-таки притормаживает. Смотрит на еду жадно, ложкой возит, но запихнуть в себя больше не может.
— А где Филин? — спрашивает наконец.
— Там же, где ты его вчера привязал, — отвечает Лентяй, с интересом наблюдающий за нами от двери кухни. — Его уже кормили после полудня, но я думаю, он не обидится, если ты поделишься.
— Ты сам-то не обидишься? — уточняет Азамат. — Ты же готовил.
Лентяй хохочет.
— После третьей добавки трудно поверить, что клиента не устроил вкус! Уж вижу, что больше не лезет. Пойдём, пацан, побалуешь своего пса моей стряпнёй.
Мы берём напрокат одну из хозяйских шуб, чтобы Кир не замёрз и не привлекал внимания, я натягиваю косынку по самые брови, и в сопровождении самого Лентяя мы топаем за покупками. Азамат остаётся в своей комнате собираться и звонить потерявшим его подчинённым.
Лавка Лентяева шурина и правда в двух шагах, мои предосторожности оказываются излишними, нам никто даже не встречается по дороге. Мы заходим в крепко сбитый небольшой домик с вывеской 'Земля дизайн' (слово 'дизайн' просто переписано со всеобщего муданжскими буквами).
Поскольку на Муданге магазины обычно находятся прямо в доме торговцев, у них нет определённых часов работы. Хозяин дома и не спит — значит, заходи и покупай. О наличии хозяина свидетельствует верёвочный 'статус' на двери. Если же ты большая шишка или собрался потратить много денег, хозяин не обидится и на побудку среди ночи. К сожалению, еду продают только на рынках, а там торговцы сворачиваются рано. Зато многие трактиры открыты круглые сутки, а по цене поесть дома и в трактире — не существенно отличается. Замужним женщинам женатые трактирщики часто делают скидки, выражая таким образом солидарность с их мужьями, которым пришлось бы отрываться от работы, чтобы приготовить обед.
Товарный зал у нашего лавочника невелик, но густо увешен и завален самыми разными земными товарами — от компьютеров до галстуков. Мы здороваемся, Лентяй занимает шурина разговором, а я подвожу Кира к стене, на которой висит одежда.
— Ну, дружок, давай выбирать.
Кир опасливо поглядывает на меня и на одежду.
— Что, прям вот так? Что хочу, то и беру?
— Сначала надо прикинуть, что тебе нужно.
— Ничего мне не нужно, у меня всё есть, — хмуро отвечает ребёнок.
— То, что у тебя есть, годится разве что в лес за грибами ходить, да и то холодно. Тебе нужно всё новое купить, понимаешь?
Кир кивает, осматривает ассортимент и снимает с вешалки самые простейшие штаны серо-бурого цвета и такую же рубашку. На этом он останавливается и выжидательно смотрит на меня.
— Замечательно, — говорю. — Но этого мало. Выбери, пожалуйста, ещё две пары штанов и десять рубашек, потом футболки, носки...
— Зачем? — перебивает Кир странным голосом. — Зачем так много? Старейшины будут смотреть на мои носки? И зачем для поездки в столицу трое штанов?
— Затем, что ты там жить будешь! И да, Старейшины будут смотреть на твои носки, потому что в Доме Старейшин нужно разуваться.
— Жить в столице? — недоверчиво переспрашивает Кир.
— Ну конечно, твой отец ведь там работает!
Кир хмурится и ещё раз обводит взглядом вешалки. Потом понижает голос и, косясь на лавочника, занятого разговором с зятем, тихо говорит:
— Трактирщик сказал, что этот магазин дорогой. Может, здесь немножко купить, а остальное потом, подешевле?
— Это мысль разумная, — ухмыляюсь, — но тебе не стоит волноваться о деньгах. Во-первых, мы с твоим отцом очень богатые люди. Во-вторых, у нас обычно мало времени, поэтому раз уж мы пришли в магазин, так надо закупиться как следует, и потом об этом не думать. А в-третьих, в столице уж точно не будет дешевле, чем здесь.
— Понятно, — кивает Кир и снова принимается ворошить ассортимент.
— Только я тебя очень прошу, — говорю, — выбирай то, что тебе действительно нравится, а не то, что кажется самым дешёвым. Это земные вещи, ты не можешь догадаться, какие из них стоят больше, а какие меньше.
Кир задумывается, потом оглядывается на меня и вешает обратно те два предмета, которые уже выбрал. Роется он основательно, явно считая это ответственным делом, и в итоге нагребает всякой яркой дребедени — красные, синие, зелёные штаны с узорчиками, рубашки всех цветов радуги, какие только допустимы для мальчиков, носки вырви-глаз и бельё в динозавриков. К этому добавляется кислотно-зелёная зимняя куртка, которая ему ужасно не к лицу, и такие же кроссовки. Ладно, изделия из кожи и меха мы лучше и правда в столице купим, а пока главное, чтобы ему нравилось и было тепло.
Ребёнок обозревает кучу барахла, которую принимается упаковывать лавочник, и задумчиво изрекает:
— Я с вами никогда за всё это не расплачусь...
Боже, как предсказуемо.
С тяжёлым вздохом беру его за плечи и разворачиваю к себе так, чтобы смотреть в глаза.
— Тебе не придётся ни за что расплачиваться. Родители покупают вещи своим детям, это нормально.
Кажется, я немножко перестаралась с доходчивостью — он вдруг пугается и втягивает голову в плечи. Приходится притянуть его поближе, погладить по голове и спине. Он уже почти с меня ростом, поэтому ощущение странное. Вроде ребёнок, а глаза вровень с моими. И это он ещё сутулится. Видимо, будет такой же гигант, как Азамат.
