но не боялся… Неожиданно весь переулок у них за спиной заполнился людьми. Все вопили и кричали:
— Мальчик-пес! Песий мальчик! Держи, лови его!
Ромочка и Белая побежали по более чистой стороне переулка. В узком пространстве гремело эхо; они неслись, не разбирая дороги и забрызгивая друг друга на бегу черной маслянистой грязью. Они находились в незнакомой части города; Ромочка решил поохотиться там, где его никто не знает. Теперь он понятия не имел, как выбраться отсюда. Они завязали в грязи и пробирались, согнувшись в три погибели, между огромными кучами мусора. Рядом валялись два перевернутых мусорных контейнера — дурной знак. Сзади звенели возбужденные голоса. На них открыли настоящую охоту! Ромочка не удивился, повернув за угол и завидев впереди глухую кирпичную стену, облепленную грязным снегом.
Они с Белой развернулись, готовые драться. Но когда их преследователи подбежали к ним поближе, Ромочка понял: сопротивляться бесполезно. Охотников очень много, и все почти взрослые. Высокие парни с короткими волосами. Ромочка пригнулся, широко расставил ноги и занес над головой дубинку. Белая оскалилась и грозно зарычала. И все же Ромочка понимал: их, собак, всего двое — им не выстоять.
Он очнулся, услышав визг и рычание Белой. Ей больно! Не открывая глаз, он прислушивался. Ее визг звучал и злобно, и униженно. Она чего-то очень боялась. В ответ на ее рычание слышались смех, ругань и глухие удары. Потом кто-то подошел к Ромочке, наклонился к нему. У него болела голова. Руки и ноги были свободны, но он не касался ступнями пола. Пока он был без сознания, его раздели догола и подвесили к стене за волосы. Ромочка не мог дотянуться до земли. По лицу у него побежала холодная вода; он поежился. Волосы откинули назад, и лицо оказалось полностью беззащитным.
Прищурившись и посмотрев в улыбающееся лицо врага, Ромочка замахнулся ногой и попытался лягнуть его в лицо. Он открыл глаза и зарычал. Когда он взмахнул ногой, тело безвольно закачалось в воздухе, и удар вышел гораздо слабее, чем рассчитывал Ромочка. Он только спугнул и разозлил своего врага. Высокий юнец отскочил подальше, держась за лицо и вопя. Остальные обернулись к ним и захохотали.
Ромочка огляделся. Их с Белой приволокли в большой полутемный склад, заваленный какими-то трубами и столбами. Здешние обитатели или неподвижно валялись по углам, или толпились вокруг Белой. Белая скулила, не в силах поднять голову — ее ухо прибили к полу большим гвоздем.
Ромочка успел лишь мельком заметить, как Белая отчаянно извивается, а мучители тычут в нее заостренной палкой. Кто-то сильно ударил его по голове, и все кругом почернело.
Он проголодался и хотел пить. Кожа черепа натянулась и болела. На складе осталось меньше больших парней, но все равно достаточно. Мучить Белую им надоело. Она по-прежнему припадала к полу прибитым ухом. Лапы у нее дрожали. Ромочка учуял еду — горячую еду. Большие парни что-то ели из бумажных пакетов. Он узнал пакеты «Стардогз» и «Сабвэй». Он всхлипнул, и все повернулись к нему. К нему подошел смуглый парень в кожаной куртке. Его короткие волосы стояли на голове торчком. Парень схватил Ромочку за ногу и качнул. Ромочка зашатался, как пьяный, из стороны в сторону, размахивая руками и ногами и пытаясь остановиться. Парни захохотали, давясь едой. Они смотрели на него ясными глазами, и Ромочка понял: дело плохо. Эти ребята — не бомжи. У них у всех короткие волосы. Они в домашней одежде, в джинсах и теплых куртках; судя по запаху, они моются мылом и стирают одежду.
Ромочка страшно перепугался. Домашние дети ненавидят бомжат. Он забрел на чужую территорию. Для этих парней он — лютый враг. Он украдкой огляделся по сторонам, когда парень в кожаной куртке снова качнул его. Так вот какое их логово! Но постоянно они здесь не живут. Они живут в домах, квартирах, и у каждого есть мама и дядя. Большие парни вдруг показались ему какими-то ненастоящими. Могут ли они оказаться сыновьями тех женщин, которых он грабил? Может, кто-то из них обитает в квартире с маленькой собачкой? Нет, непохоже.
По стенам стояли просевшие, поломанные диваны. Между ними кто-то втиснул самодельную печурку, в которой пылал жаркий огонь, и стол. Большие парни играли в игрушки — шумные, переливающиеся разными цветами. Ромочка таких еще не видел. Почти у всех имелись ножи. Они все время косились но сторонам, чтобы понять, чем заняты другие. Проследив за их взглядами, Ромочка увидел, что в логове находятся и две девушки или молодые женщины. Одна спала на диване, и на ее длинные голые руки падали оранжевые отблески пламени. Вторая сидела напротив, прижавшись к очень высокому парню, и- смотрела на Ромочку в упор. На ее лице застыло скучающее выражение.
— Слушай, а ты это чудо природы трахнешь? — вдруг спросил один парень, подталкивая к Ромочке тощего мальчишку.
— Трахайся с ним сам! — огрызнулся тощий, пихнув своего обидчика.
— Трахни его! Да-вай, да-вай! — хором закричали другие, громко хохоча.
Все вскочили, подбежали к Ромочке. Они стояли полукругом, хлопая в ладоши, крича и двигая бедрами. Тощий ухмыльнулся и набросился на них с кулаками.
— Уж лучше трахнуть собаку, чем этого козла вонючего! — сказал он, и все покатились со смеху и принялись подталкивать его к Белой.
— Сам ты козел вонючий, — прохрипел Ромочка.
Все разом замолчали и повернулись к нему.
Большие парни окружили Ромочку и начали тыкать в него палками.
— А ну, повтори, повтори, повтори! — закричали они.
Они хотели, чтобы он говорил, — и он говорил. Они требовали, чтобы он плакал, и он плакал; крупные слезы текли по его щекам и груди. Они хотели, чтобы он боялся их, и он показывал им свой страх.
Он мочился для них. Показывал им свой член. Пел для них. Просил, умолял, стучал пятками по доскам. Дрался с каждым из них по очереди, болтаясь и раскачиваясь на стене, как марионетка, и беспомощно тыча их в лица кулаками. Он готов был сделать что угодно, лишь бы они не мучили Белую. И при этом он не переставая думал: «Мамочка, Мамочка, мама, мама, приди ко мне, спаси меня! Приходи скорее, приводи всех на подмогу!» Он заметил, что у одного из мальчишек выпал длинный обнаженный нож и валяется под столом вдалеке. Как невозможно далек этот чудесный одинокий зуб!
Наступила ночь. Постепенно парням надоело возиться с новой игрушкой — куклой, которая умеет в чем-то подражать людям. Они стали испытывать его на выносливость. Проверяли, какую боль он способен вытерпеть. Они протыкали ему уши. Прижигали руки сигаретами. Потом стали резать ножом грудь, и Ромочка громко завыл от боли. Он выл, пока не охрип. Он понимал, что в конце концов его убьют — может, не нарочно, а просто так. Случайно. Как он тогда убил в драке большого рыжего кота. Наружная оболочка куда-то уплыла; он съежился в комок, крепясь из последних сил.
Мамочка, Мамочка!
— Мы еще не отмечали день твоего рождения?
Смеясь, он покачал головой. Какая Мамочка смешная — неужели правда хочет праздновать день его рождения?
— Значит, сейчас отметим. Вот тебе корона.
Ромочка позволил Мамочке надеть себе на голову павлинью корону. Он сидел рядом с ней в зазубренном ковше красного трактора. Первой по пустырю прибежала Белая; она положила к Ромочкиным ногам еще теплого голубя. Потом пришла Золотистая, принесла ему ощипанную курицу. Потом Черная — с окровавленной мышью-полевкой. Все шагали очень торжественно и, сложив подарки к ногам Ромочки, садились рядом. Топча золотистые одуванчики, пришел Черный и принес цаплю, за ним Серый — три крапчатых яйца. Потом Коричневый… и Коричневый тоже! Радостный и неуклюжий, как всегда, он бросил к Ромочкиным ногам свежезадранного зайца. Коричневый никогда не ловил зайцев. За Коричневым бежали Пятнашка и Золотинка; они держали за края батон хлеба. Гора подарков росла, и все смотрели на них и исходили слюной. Последним прибежал Щенок; он бесцеремонно швырнул в общую кучу целлофановый пакет, от которого вкусно пахло горячими пирожками с картошкой и мясом. Этот запах перебил пряный запах крови, мокрой шерсти и перьев. Собаки дрожали, сдерживаемые лишь важностью случая. А Мамочка по-прежнему сидела рядом — теплая, добрая. Ее не прельщали лакомства, сваленные в кучу у Ромочкиных ног. Мамочка просто сидела рядом с ним в красном ковше экскаватора, величественная и мудрая.
