в конце процесса произнесет пламенную речь о гуманизме советского правосудия. Либо, наоборот, пришлют салагу по 49-й. И каждый день тот станет отпрашиваться в другие процессы. Зарабатывать-то надо. Понять можно. Ладно, разберемся!“
Косыгина закрыла дело, убрала в сейф и стала собираться домой.
Вадим готовился к встрече с Милой. Дело Мирского упустить нельзя! Для него такой громкий процесс мог стать шансом сразу перейти в другую весовую категорию. Кроме того, даже если он возьмет по сто рублей за неделю, то и с материальной точки зрения дело выглядело очень аппетитным. Правда, велшгриск, что подзащитного расстреляют. От адвокатов с опытом Вадим знал, что поначалу ощущения при таком исходе дела — весьма неприятные. Но потом — привыкаешь. У хирургов ведь тоже пациенты гибнут. Так Мирский будет первым. В конце-то концов! Кто-то должен» быть первым. Хотя… Побороться можно. Что-нибудь да придумается…
Надо только зацепить жену. Прежде всего, попробовать удивить осведомленностью!
Вадим просмотрел газетные публикации по делу Мирского. Немного и не очень информативно. Ну директор универсама. Ну под 100 тысяч хищение… Кроме огромной суммы — ничего интересного.
Через однокурсницу секретарши своей юридической консультации, работавшую в Мосгорсуде, узнал, что дело попало к Косыгиной. Тот еще подарочек! Бывшая адвокатесса, все «примочки» знает. Муж — действующий адвокат, не светило, но и много выше среднего. Никакие уже освоенные Вадимом адвокатские штучки с ней не пройдут. Это точно!
Правда, говорят, вежливая, следит за собой и действительно интеллигентная. Вроде бы смертную казнь давать не любит. Все-таки адвокатское прошлое сказывается на стиле мышления. Впрочем… Ладно, для клиента будет положительным моментом то, что он знает, у какого судьи дело. Сейчас важно это. И только это.
Нина Петровна и ее муж часто обсуждали дела друг друга. Для него было важно, как судейские мозги воспримут то или иное обстоятельство, поверят ли именно таким показаниям свидетеля, что может заставить с состраданием взглянуть на дело в совещательной комнате. Она же больше рассказывала, а не советовалась. Все-таки судья! Но рассказывала не без корысти. Муж был хорошим адвокатом. Реально хорошим. И он всегда мог предупредить, где ждать подвоха, предугадать, как его коллега — если, конечно, он вменяемый и потому предсказуемый — будет строить защиту, как и в чем постарается обмануть судью. Прокуроров они ис обсуждали. Хорошие, грамотные прокуроры остались либо только в Генеральной прокуратуре Союза, либо встречались среди совсем зеленой молодежи, которая выступала в районных судах. Набравшись опыта, толковые и молодые до городской прокуратуры не доходили — сматывались в адвокаты.
Выслушав рассказ Нины Петровны о деле Мирского, муж развел руками:
— Тухляк!
— Ты бы что придумал? — спросила судья.
— А что здесь придумать? Явка с повинной, все доказано. Психиатрическая экспертиза была?
— Была, даже стационарная. Абсолютно вменяем, — казалось, с сожалением ответила Нина Петровна.
— Значит, пару месяцев поскучаешь в процессе, а в конце услышишь, что был этот Мирский хорошим пионером, любил собак и кошек, что у него маленькие дети, и прочую лабуду, дающую адвокату право настаивать на проявлении гуманизма, являющегося отличительной чертой советского правосудия.
— Перестань ерничать! — прервала жена. — Пошли есть, макароны сварились.
Мила опаздывала на десять минут. Вадим стал волноваться — вдруг вообще не придет. Но, слава богу, пришла. Села напротив, поздоровалась и принялась внимательно рассматривать Осипова. Открыто, не стесняясь. Вадим почувствовал, что начинает краснеть.
— Не бойтесь, я не кусаюсь, — неожиданно заявила Мила.
— Да я и не боюсь, собственно. Чего мне бояться? Важно ведь не то, понравлюсь ли я вам, а то, понравитесь ли вы мне, — перехватил инициативу Вадим.
Взгляд Милы стал пристальнее, глаза, казалось, сузились, а легкая улыбка, с которой она произнесла первую фразу, исчезла.
— Я — понравлюсь! — уверенно сказала Мила. — Я плачу деньги, значит, понравлюсь!
Вадиму ужасно захотелось обматерить эту торговку с ее примитивной базарной философией и выгнать из кабинета. Почувствовать себя гордым, независимым, благородных кровей. Но ведь правда — она платит деньги. Вернее, возможно, будет платить.
— И правильно делаете, что молчите, — подытожила Мила, — значит, человек разумный. Что по нашим временам немало. В отличие от моего идиота! — зло выпалила Мила. Но тут же взяла себя в руки и почти светским тоном спросила: — Каков ваш гонорар?
«Эта сука считает себя самой умной в мире, — успокоился Вадим. — Используем это заблуждение себе на пользу».
— Я не назначаю гонорары. Либо принимаю предложение клиента, либо нет, — жестче, чем собирался, ответил Вадим.
Теперь наступила Милина очередь задуматься: «Парень-то себе цену знает. Или по крайней мере, хорошо прикидывается. С амбициями и неглуп. Землю будет рыть носом. Никто из друзей Сергея меня не обвинит, что я наняла кого попало».
— Хорошо. Три тысячи рублей за все дело вас устраивает?
Вадим чуть не поперхнулся. Больше чем на тысячу он не рассчитывал ну никак.
— И да, и нет. Если процесс продлится не больше двух месяцев, то устраивает. Если больше, то я бы хотел получать по тысяче за каждый следующий месяц.
— А вы не слишком быстро согласились? — подковырнула Мила.
— Не думаю. Объясню честно, Первое: это дело стоит больших денег. Но не скрою, я заинтересован провести громкий процесс. Второе, и это главное, у вас — большое горе. Я не могу позволить себе наживаться на чужом несчастье, — наконец поймав нужную уверенность в голосе, медленно ответил Осипов.
Мила несколько секунд смотрела на Вадима, потом кивнула и произнесла:
— Хорошо. Вопрос решен. Принимается, — и совсем другим тоном, даже, казалось, жалобно добавила: — Только я вас очень прошу, пожалуйста, постарайтесь Сереже помочь.
Такого поворота Вадим не ожидал. В клиентке было что-то человеческое.
Прошла неделя. Еще одна. Коллеги по консультации отпоздравлялись, кто искренне (меньшинство), кто с завистью, а кто и вообще сквозь зубы, с добавлением «и зачем тебе это надо».
Эйфория от полученных полутора тысяч аванса прошла.
Вадим кропотливо изучал дело. Страница за страницей, том за томом. А томов было двадцать семь. Из них половина — документы: товаро-транспортные накладные, акты на списание, бухгалтерская отчетность, акты сверки расчетов, опять накладные. И все по второму кругу. Потом по третьему, четвертому, пятому… Можно сойти с ума. Отличались только номера страниц, даты документов, количество килограммов и суммы. Все это надо было переварить, понять и найти, где следователь ошибся. Где его можно подловить.
Все оказалось много сложнее, чем рассчитывал Вадим.
Мирскому инкриминировалось хищение 98 тысяч рублей. И если 75 он признавал, сам на себя заявил, то оставшиеся 23 отрицал категорически. Их ему насчитали по результату ревизии, проведенной сразу после прихода Мирского в ОБХСС с повинной. Сергей же говорил, что работал исключительно честно, незаконных списаний товаров ни по «усушке-утруске», ни по «естественке» не делал и что ревизоры и бухгалтеры-эксперты, привлеченные следователем, во всем ошибаются.
