— Здесь другое дело, — возразил Магнус.
— Почему?
— Потому. — Он силился найти какой-то убедительный довод, но потом все-таки решил сказать правду. — Потому что оно личное.
— Конечно, личное! Именно поэтому ты должен им заняться. Я тоже долго выясняла обстоятельства гибели своего отца, и ответ отнюдь не утешил меня. И не говори, что в этом деле не было ничего личного!
Магнус погладил ее по голове.
— Нет. Нет, этого я не скажу.
Страдания Ингилейф были вполне реальными. И конечно, она имела право узнать правду. Почему же это не важно для него?
— Ты боишься, Магнус. Признайся, ты боишься того, что можешь узнать.
Магнус закрыл глаза. Менее всего он хотел показаться трусом. Магнус был совершенно иного мнения о себе. Он с юности жадно читал исландские саги, истории о мистических и бесстрашных героях средних веков. Среди них были те, кто боролся за справедливость, и те, кто попирал ее, и Магнус видел себя одним из этих эпических персонажей. Он улыбнулся своим мыслям. В сагах были и женщины, побуждавшие своих мужчин мстить за оскорбление семейной чести. Такие воительницы, как Ингилейф.
— Ты права, — наконец выговорил он. — Я боюсь. Но… Ладно…
— Что «ладно»?
— Говорил я тебе, что провел четыре года на дедовой ферме, когда отец нас оставил?
— Да.
Магнус тяжело вздохнул.
— Эти четыре года я не хочу вспоминать.
— Что произошло? — спросила Ингилейф, коснувшись его плеча. — Что произошло, Магнус?
Магнус вздохнул.
— Вот этого я никак не хочу тебе рассказывать. Эти воспоминания должны оставаться в тайнике моей памяти.
Дожидаясь Бьёрна, Харпа смотрела в окно на мерцающие вдали огни Рейкьявика, раскинувшегося по ту сторону бухты. У него был большой мощный мотоцикл, и она не сомневалась в том, что он приедет. Ему придется проехать сто восемьдесят километров, но дорога на всем протяжении была хорошей и, за исключением пригородов Рейкьявика, пустынной.
Она еще не могла прийти в себя после разговора с детективами. Рослый, с рыжими волосами и легким американским акцентом, внушил ей страх. Он был поумнее того худощавого, беседовавшего с ней в январе. Его голубые, спокойные, проницательные глаза, казалось, не упускали ничего и видели ее насквозь, несмотря на все предпринимаемые ею ухищрения. Ему стало, конечно, ясно, что она обманывала его. Никакой связи между тем, что произошло с Габриэлем Орном и Оскаром, не существовало, и хотя первое дело было окончательно закрыто властями, этот детектив чувствовал, что при проведении расследования были допущены определенные недочеты.
Он вернется.
Непроизвольно проявив чрезмерную придирчивость к Маркусу, Харпа резко выговорила ему за то, что тот наследил и не протер за собой пол. Потом, когда она читала любимые ею с детства стихотворения для дошкольников, Маркус отметил, что одно из них ею было прочитано дважды подряд.
Уложив сына спать, Харпа принялась расхаживать по дому, ей очень хотелось прогуляться к пляжу у Гротты на мысе Селтьярнарнес, но оставлять Маркуса одного в доме она опасалась. Собралась было позвонить матери и попросить ее посидеть с внуком, но отказалась от этой идеи, дабы не прибегать к тягостным объяснениям, маленьким хитростям для сокрытия большой лжи.
В конце концов Харпа налила себе чашку кофе и, сев за кухонный стол, стала наблюдать в окно, как темнота сгущается над бухтой Факсафлой. Она находилась в каком-то трансе. Внутри у нее все кричало, хотя внешне казалась неподвижной, застывшей, так как из последних сил заставляла себя оставаться спокойной.
После смерти Габриэля она уже никогда не будет такой, как прежде. Каким-то странным образом то, что с ним случилось, или ее участие в этой истории оставило у нее в душе глубокий след. Несколько месяцев это чувство не давало о себе знать, но теперь разрасталось, словно какой-то тропический паразит, пожиравший ее изнутри.
В тот вечер Харпа не могла взглянуть в глаза Маркусу. В эти большие, доверчивые, честные карие глаза. Как она могла сказать мальчику, что его мать лгунья? Хуже того, убийца?
Как ей жить, не имея возможности взглянуть в глаза сыну?
Харпе хотелось отбросить назад кухонную табуретку и закричать. Но она находилась в своего рода ступоре. Не могла пошевелить ни единой мышцей и была даже не в силах поднести ко рту стоявшую перед ней чашку остывшего кофе.
Где же, черт возьми, Бьёрн?
Она словно снова видела в сгущавшейся темноте Габриэля Орна, лежавшего среди лужиц бензина на асфальте автостоянки рядом с Хверфисгатой, кровь из его головы смешивалась с грязью, покрывавшей талый снег.
Она непроизвольно вскрикнула.
— Тише, Харпа, тише.
Голос Бьёрна был спокойным, властным. Харпа перестала кричать. Принялась всхлипывать.
Бьёрн присел на корточки возле Габриэля.
— Он мертв? — прошептала Харпа.
Бьёрн нахмурился. По тому, как он ощупывал шею Габриэля, нажимая то в одном месте, то в другом, Харпа понимала, что ему не удается найти пульсирующую артерию.
Харпа достала мобильный телефон.
— Я вызову «скорую».
— Нет! — приказал Бьёрн твердым голосом. — Нет. Он мертв. Нет смысла вызывать «скорую» к мертвецу. Мы все окажемся в тюрьме.
— Сваливаем, — панически озираясь по сторонам, прохрипел Фрикки.
— Нет. Подожди! Дай подумать, — сказал Бьёрн. — Надо договориться о какой-то версии.
— Никто не узнает, что это мы, — попытался успокоить его Синдри. — Уйдем, и все тут.
— Полицейские узнают, что Харпа звонила ему перед тем, как он вышел, — сокрушенно заметил Бьёрн. — Звонки регистрируются. Полицейские допросят ее. Возможно, с ним был кто-то, и, стало быть, ему известно о том, что Габриэль пошел на встречу с ней.
— Харпа, не говори им ничего, — заголосил Фрикки.
— О Господи, — тяжело вздохнула Харпа. Она-то понимала, что ничего не сможет скрыть от полицейских.
— Тихо! — властно прервал дискуссию Бьёрн. — Давайте успокоимся. Нам нужна версия. Алиби для всех. Первым делом давайте уберем труп. И постарайтесь не запачкать кровью одежду.
Синдри, Фрикки и Бьёрн перетащили Габриэля в глубь автостоянки и положили между двумя машинами.
— Харпе нужно пойти в «Би-пять», — торопливо проговорил Исак. — Немедленно. И поднять шум по какому-нибудь поводу, чтобы привлечь к себе внимание. Пусть затеет ссору с кем-нибудь, да хотя бы со мной. Между нами нет никакой связи, полиция ничего не заподозрит.
— А если возникнет вопрос, где она была раньше? — спросил Синдри.
— Со мной, — ответил Бьёрн. — Мы познакомились на демонстрации. Она пошла со мной на квартиру к моему брату. Дело не заладилось: она позвонила бывшему любовнику, захотела увидеться с ним.
— Она ждала его в баре, а любовник так и не пришел, — подытожил Исак.
— Что будем делать с трупом? — спросил Синдри.
— Я могу оттащить его куда-нибудь, — предложил Бьёрн.
— Надо все обставить как самоубийство, — деловито заметил Исак. — Или, например, несчастный
