десятилетий. На платформе Ласи принялась удивленно оглядываться по сторонам, и сердце у меня упало. Здесь была почти пещерная тьма; пытаясь разогнать ее, нормальный человек замахал бы перед лицом рукой.
— И что теперь? — спросила она.
— Вон туда.
Я решил подвергнуть ее настоящей проверке и повел к двери в мужской туалет, реликт шестидесятилетней давности. К одной стене лепились остатки сломанной раковины, деревянные двери кабинок свисали под немыслимыми углами. Последние запахи дезинфекции давно выветрились; остался лишь тепловатый воздух подземки, пахнущий крысами, плесенью и гниющим мусором. Далекие огни туннеля тускло отражались от грязных плиток. Даже я, обладая зрением полноценного инферна, видел тут с трудом. Я кивнул на последнюю кабинку.
— Можешь прочесть, что там написано?
Ее взгляд безошибочно уперся в единственную разборчивую строчку среди перекрывающих друг друга слоев граффити. Какое-то время она молчала, а потом произнесла:
— Вот так все это и начиналось — чтением надписи на стене.
— Можешь разобрать?
— Там сказано: «Жри дерьмо, Линус».
Я закрыл глаза. Ласи инфицирована. Паразит, видимо, трудился сверхурочно, собирая отражающие клетки за ее роговицей и тем самым готовя Ласи к жизни ночной охотницы, прячущейся от солнца.
— Кто такой Линус? — спросила она.
— Откуда мне знать? Эта надпись здесь уже давно.
— Так что все-таки мы тут делаем, Кэл? В смысле, ты привел меня сюда, чтобы… избавиться от меня?
— Избавиться? Конечно нет! — Я достал таблетки из кармана. — Вот, прими две прямо сейчас.
Она вытряхнула таблетки и проглотила их; было видно, как они на мгновение застряли в пересохшем горле. Она откашлялась.
— Здесь правда так темно, как ты говорил? Или это твой очередной трюк? Я действительно могу видеть в темноте?
— Да. Нормальный человек был бы здесь полностью слеп.
— И я заразилась этим от твоего кота?
— Боюсь, что да.
— Знаешь, Кэл, с твоим котом у меня тоже секса не было.
— Но он лежал у тебя на груди, пока ты спала, и… ваше дыхание смешивалось. Или что-то в этом роде. По-видимому, старый штамм распространяется именно таким образом, но никто никогда не говорил мне об этом. Сейчас в Дозоре дела пошли хуже некуда. Фактически ситуация вот-вот выйдет из-под контроля. Мы должны убраться из города. Когда инфекция начнет распространяться, тут будет твориться черт знает что.
— Типа, как ты говорил, когда впервые рассказывал о Дозоре? Когда все кусают друг друга, прямо как в фильмах про зомби? В таком случае почему не снабдить всех этими таблетками?
Я пожевал губу,
— Потому что по некоторым причинам они хотят, чтобы болезнь распространялась. Хотя, может, они в конце концов и прибегнут к таблеткам. Тогда все утрясется, но до тех пор…
Она, прищурившись, поглядела на пузырек, силясь прочесть этикетку.
— Они в самом деле помогают?
— Ты же видела Сару — она теперь нормальная. Когда я поймал ее, она жила в Хобокене, ела крыс и пряталась от солнца.
— Просто прелесть, парень. Это что, меня тоже ожидает?
— Надеюсь, что нет. — Я взял ее за руку, и она не отдернула ее. — Саре не давали таблеток с самого начала. Может, ты просто сразу обретешь сверхспособности. В смысле, станешь очень сильной, будешь обладать острым слухом и прекрасным обонянием.
— Кэл, а как же эта штука с Гартом Бруксом?
— С Гартом Бруком? А-а, проклятие.
— Что ты вроде бы начинаешь ненавидеть свою прежнюю жизнь?
— Да. Но Сара преодолела и это. Она даже носит повязку Элвиса.
— Элвиса? Ну и вкус у твоих подружек. — Ласи вздохнула. — А со мной будет все это… ну, проклятие?
Я молчал, внезапно осознав, что точного ответа на этот вопрос у меня нет. На занятиях ни слова не говорили о штамме, передающемся через котов, и древнем лекарстве из чеснока и мандрагоры — все это держали от меня в секрете. Я не знал, каких симптомов можно ожидать и как менять дозировку, если у Ласи начнут отрастать длинные черные ногти или она станет пугаться собственного отражения. Я откашлялся.
— Ну, нужно следить за симптомами. Есть что-то особенное, что ты любишь? Картофельный салат? — Мне чуть плохо не стало, когда я понял, как мало знаю о Ласи. — Хип-хоп? Хэви-метал? О да, запах бекона. Что еще, из-за чего следует тревожиться, если ты начнешь презирать это?
Она вздохнула.
— Мне казалось, с этим мы уже разобрались.
— Что? Картофельный салат?
— Нет, тупица.
И она поцеловала меня.
Губы у нее были теплые, а сердце все еще сильно колотилось — от бега сквозь тьму, от пугающего вида заброшенной станции, от новости о том, что вскоре она может превратиться в вампира. Или просто от поцелуя — я чувствовал биение сердца в губах Ласи, к которым прилила кровь. Мое собственное сердце, казалось, стучало в голове — так сильно, что в глазах пульсировало. Поцелуй хищника: бесконечный, неотрывный, а для меня первый за полгода.
Когда мы в конце концов оторвались друг от друга, Ласи прошептала:
— Такое ощущение, будто у тебя жар.
Я улыбнулся, все еще чувствуя легкое головокружение.
— Да, причем всегда. Ускоренный метаболизм.
— И обоняние у тебя тоже супер?
— Конечно.
— Ох, парень… — Она понюхала воздух и нахмурилась. — И чем я пахну?
Я медленно втянул воздух, позволив запаху Ласи затопить меня; знакомый жасминовый аромат ее шампуня каким-то образом пригасил последствия хаоса последних двадцати четырех часов. Мы можем снова поцеловаться, внезапно понял я, и вообще делать все, что пожелаем. Теперь в этом нет никакой опасности, поскольку оба заражены.
— Бабочками, — наконец ответил я.
— Бабочками?
— Да. Ты моешь волосы шампунем с запахом жасмина, верно? Он похож на запах бабочек.
— Постой-ка. У бабочек есть запах? Они пахнут жасмином?
Тело все еще гудело от поцелуя, голова все еще кружилась от всех откровений сегодняшнего дня, и было что-то успокоительное в том, чтобы услышать вопрос, на который я знал ответ. Чудеса биологии хлынули из меня потоком.
— Такое происходит повсюду. Цветы имитируют насекомых — отращивают лепестки в форме крыльев, вырабатывают похожие запахи. Жасмин таким образом приманивает бабочку сесть на него, чтобы она разносила пыльцу от цветка к цветку. Так у цветов жасмина происходит секс друг с другом.
— Парень, о чем ты? Жасмин занимается сексом? С помощью бабочек?
— Да. И как тебе это?
— Ничего себе. — Она помолчала, все еще не отпуская меня, все еще думая о цветах, занимающихся сексом с помощью бабочек. В конце концов она снова заговорила: — Выходит, когда бабочка садится на мои
