Апокалипсис Welcome

Луневац, которая умудрилась побывать в постели сербского короля Милана Обреновича, а затем спала с его сыном Александром… но тоже слабовато. Ситуация зашла в тупик, и поэтому мы решили объявить конкурс среди блудниц – кто из них предъявит больше доказательств блудодейств с царями: числом не менее пяти штук, а лучше всего – десять. Досадная техническая неувязка, ничего страшного. Не волнуйся, я гарантирую – Апокалипсис отлично пройдет, как по маслу.

При этих словах Иоанн заметно вздрогнул и прикрыл глаза.

Он очень хотел рассказать Хальмгару о своих мыслях.

Но их содержание было уже не только его тайной…

Отступление № 5 – Кар/прошлое

Он снова видел дождь. Да-да, тот самый. Упругие, сильные, прозрачные струи, хлеставшие по серым камням мостовой без перерыва – целых два дня подряд. Узкие улицы, переполненные бурлящей водой. Белые прожилки молний, напоминающие тонких червей в разрезе черных туч. Каменные дома, содрогающиеся от раскатов грома и мокрых бродячих собак: жалких, скулящих, пытающихся спастись от грозы. Он видел себя, подставляющего лицо ливню, низвергавшемуся с неба, – вода потоком лилась по щекам, непривычно холодная, пробирающая ознобом до костей. Уже потом, через много лет, Кар услышал в разговоре выражение – «и разверзлись хляби небесные». Да, эта фраза идеально подходила под описание случившегося. День, который ему предстояло запомнить на всю жизнь. Что еще можно сказать здесь? «Я предчувствовал это уже тогда»? Наверное. Спустя считанные минуты после своего поступка он был охвачен смутной тревогой. Она длилась сутками, неделями и месяцами, не прекращаясь даже по ночам. Спроси его кто-нибудь: а в чем же, собственно, дело – он не смог бы объяснить причину этих страхов. Просыпаясь среди ночи, Кар вскакивал на своем ложе, смыкая на груди дрожащие пальцы, он долго сидел, тяжело дыша, вытирая холодный пот влажной циновкой. Шли годы, но кошмарные видения, смешанные с подсознательным страхом, не желали исчезать. Кар принял решение: не сказав командиру ни слова, он дезертировал – бежал из города под покровом темноты, чтобы никогда не возвращаться назад. Бегство не помогло. Счет бессонных ночей пошел на тысячи, и он никак не мог поверить, что это происходит именно с ним. Полностью лишенный эмоций, Кар всегда считал себя толстокожим, как носорог. На войне он действовал жестоко, предпочитая тактику «выжженной земли»: в захваченном селении сжигались дома обычно вместе с их жителями. Гуманисты в таких случаях поднимают вой, требуя пожалеть хотя бы женщин и детей. Но где же логика? Женщина обстирывает врага, кормит его и спит с ним, рожая вражеской армии новых солдат. Смерть ребенка лишает противника будущего военного гения – никому неизвестно, кем способно вырасти дитя, чья ненависть к захватчикам впиталась вместе с молоком матери. Невозможно поверить? Напрасно. Все великие полководцы не вылупились из яиц дракона, они ведь тоже были детьми – милыми, доверчивыми, зажавшими в замурзанной ручонке петушка на палочке. Оказавшись после очередной войны в далеком теплом тылу, на церемониальной должности, управляя сотней толстых, ленивых, обгоревших на солнце солдат, Кар медленно умирал от скуки. В гарнизоне его ненавидели, и это еще скромно сказано: ведь для него считалось нормальным поднять подразделение ночью, с нагретых сном циновок, и устроить десятикилометровый марш при полной выкладке. Он был скуп на похвалы для подчиненных, но щедр на затрещины.

Бесследно исчезнув из города, Кар отлично устроился в новой стране. Безработица – удел слюнтяев и маменькиных сынков. Профессионалы, умеющие не только грамотно убивать, но и учить этому других, – на вес золота даже в мирное время. Планета покорно лежала перед ним, маня своей доступностью: он изучил ее, как старый курильщик любимую трубку, заглянув в самые отдаленные трещинки. Те, кто окружал его, не переставали удивляться – насколько этому человеку неведомо чувство страха в бою. Кар воевал в Югославии, Эфиопии, в Сальвадоре и на Филиппинах, лез в самое пекло, в гущу кровавых сражений. Он не имел предпочтения, за кого именно сражаться: кто больше платит, тот и босс. Пять лет назад Кар убивал американцев в Ираке, учил боевиков-суннитов правильно закладывать самодельные бомбы на обочинах пыльных дорог провинции Анбар. Через пару лет он заключил контракт с охранной фирмой из США и поехал в Афганистан в качестве приглашенного инструктора натаскивать местный спецназ против талибских отрядов. Привыкнув к смерти, Кар давно потерял представление, насколько ценной может быть жизнь: он убивал людей без эмоций, как давят тараканов. Однажды, упиваясь дрянным виски в ночном баре Монровии, он задумался – сколько же на нем может быть крови? Он отнял много жизней – сотни или, может быть, даже тысячи… Лица мертвецов в воспаленном от алкоголя сознании сливались в ком, представлявший собой сплошной слепок кричащих ртов. Малик и Ферри часто меняли внешность по принципу голливудских звезд, Кар ограничивался сменой документов, да и то лишь в случае, если отдельные страны объявляли его в розыск. У него слишком типичное лицо: не потащит же полиция в участок всех людей, обладающих бритой головой и горбатым носом! Тогда первым делом надо Гошу Куценко арестовать. Стрижку «под ноль» Кар освоил уже в армии, когда ему не исполнилось и шестнадцати. Отец с малолетства учил его: при рукопашной схватке противник часто старается вцепиться в волосы.

Он уже начал привыкать к ужасным снам, когда однажды ночью его видения посетил человек из другого мира. Зловещим и отстраненным голосом он зачитал Кару смысл его наказания, приоткрыв завесу сжигавшей сердце тайны. Пользуясь служебным положением, ему жестоко и несоразмерно отомстили, раздавив, словно никчемную лягушку. Как выяснилось позже – не только ему. Ферри, который десять лет назад отыскал их с Маликом в Москве (благодаря своим бесчисленным деньгам и шикарным возможностям Интернета), да и сам Малик, тоже пали жертвами откровенной, бесстыдной мести. Только собравшись втроем, они осознавали, насколько ужасные страдания выпали на их долю: то, что масса неразумных людей способна принять за великое б л а г о д е я н и е. Он вспомнил, как рвал зубами вены, заливаясь кровью после кошмарного пробуждения, безумел, ломая об стену ногти, узнав, ЧТО ИМЕННО ему предстоит. Потом наступила апатия. Его охватило желание влезть под землю и лежать там, чувствуя, как в нос и уши заползают черви, только бы не возвращаться обратно, в этот треснувший надвое мир. Кар заново спросил себя – так, как уже спрашивал миллион раз, – ПОЧЕМУ ОН ТОГДА НЕ ОСТАНОВИЛСЯ? Зачем одним своим движением сделал все то, что обрекло его на бесконечный ужас? Не отвлекся, не отвернулся…

Если бы он только мог знать, что его ждет…

Кар снова погрузился в воспоминания. В мозг ворвался тропический ливень, и потоки воды, бегущие по серым камням. Он увидел себя – хмурого, небритого, в мокрой одежде, бредущего вверх по дороге. Женщину, провожающую его взглядом ненависти. Смеющихся солдат. Свою ладонь, с которой дождь уже смыл темные брызги крови.

Теперь все это должно кончиться. Он очень долго ждал этого момента.

Всю свою жизнь.

Глава II. Озеро огня (Пятница, утро – ближе к проспекту Мира)

В Москве между тем тоже шел дождь, но отнюдь не ливень. Так уж принято, что стандартная московская непогода обычно выражается в моросящих, как из спрея, мелких капельках. Превращаясь в водяные разводы, они тоскливо струятся по миллионам оконных стекол. Прохожие дружно ощетинились зонтиками, асфальт окрасился в темно-серый цвет, нудно поблескивая мокрыми боками тротуаров, напоминая выброшенного на берег кашалота. Уставший, измученный Малик, едва таща ноги, брел вдоль проспекта Мира вместе с белокожим незнакомцем – он предусмотрительно выбрал левую сторону, подальше от шелковой перчатки. Молодой человек неустанно ощупывал свое лицо. Нежная, юношеская кожа еще хранила остатки язв от ядовитых укусов саранчи, зато порезы, причиненные железными крыльями, уже полностью зажили. Незнакомец, чья одежда превратилась в груду лохмотьев, отнесся к физическим повреждениям безразлично, не проявив никакой разновидности гнева или возмущения. Оба шли молча, поскальзываясь в мелких теплых лужах, отражавших бледный рассвет. Жалкие остатки общественного транспорта окончательно прекратили работу, нормальная тачка с ключами в замке зажигания не отыскалась среди массива железного металлолома. Да и проехать по дорогам уже невозможно, ситуация ухудшается с каждой секундой. На подступах к метро «Рижская» проспект начал постепенно превращаться в сплошную, «глухую» пробку из слипшихся боками «мерсов», «дэу» и «жигулей». Более того, это была настоящая богиня пробок: подобных заторов Малик не помнил даже в худшие времена на Кутузовском. На стенах домов, расползаясь под влагой дождя в бумажную кашу, белели свежие объявления с отрывными талончиками – новая фирма «Лабеан»