не воскресли, по совсем непонятной причине ожили только мертвые лошади – вместе с наполеоновской кавалерией и буденовцами. Но не прошло и часа, как крики и визг разбавил звон разбитых стекол. Часть граждан с природной коммерческой жилкой, не испугавшись шествия живых трупов, решила грамотно воспользоваться концом света. Первым делом «под раздачу» попали универсальные магазины, оставшиеся без продавцов. Довольный народ выбегал из супермаркетов, затаренный нарезками семги, пивом, чипсами, – запомнилась очумевшая от счастья пожилая женщина, прижимающая к объемистой груди коробку с халявными прокладками.
Похоже, никто не верит, что конец света – это реальность. Я тоже.
Апокалипсис кажется неестественной и забавной вещью – мультяшным, волокнистым видением, туманящим разум после
Я с обреченностью стряхиваю с волос пепел и плетусь по горячему, оплавленному асфальту босиком – кремовые туфли остались на кладбище. Останавливается водитель, управляющий настолько убитым «жигуленком», что кажется – тачка воскресла из мертвых вместе с хозяином. Радушно предлагает подвезти. Я автоматически отвечаю ему – денег нет. Водила смеется во весь голос: а кому теперь нужны деньги? Он ошибается. Уже на следующий день, когда прошел первый шок, уцелевшие магазины заработали в полном объеме. Механически, как привыкли делать годами, многие хозяева даже цены повысили, вот прикол-то! Рассчитывают на наплыв клиентов из мертвецов – продают то, что удалось сберечь на складах. Непонятно, зачем. Потребность в еде у людей есть, но с голоду умереть уже нельзя. Вкуса пищи совсем не чувствуешь – только тлен, паутина, затхлость. Однако расчет оправдался – в покупателях недостатка нет. Наши люди так приучены. Война, экономический кризис, стихийное бедствие, Апокалипсис – надо бежать и запасаться мылом, спичками, солью. Логика убойная – если с неба на днях спустится Христос, значит, это признак: из продажи скоро пропадет соль.
Сбежавшие гаишники втихую вернулись на посты, пытаясь регулировать хаотичное уличное движение при погасших светофорах. Бедняги просто не знают, чем себя занять. Они-то уж точно не попадут в царство небесное – хоть весь лоб разбей в молитвах. Я вижу их лица через мутное стекло «жигуленка». Растерянные, злые, стоят, трясут жезлами, а остановить машину боятся – не говоря уж о том, чтобы денег попросить. Опытный водитель ехал дворами: от Химок до Тушина Москва встала в жесточайших пробках. Автомобильное движение отныне – фикция: большинство мертвецов в глаза не видели машин и не знают, что по шоссе нельзя ходить. Автокатастроф больше никто не боится. Подумаешь, в тебя врежутся: умереть-то все равно нельзя. Троллейбусы и автобусы брошены поперек трассы, напоминая музейные скелеты диковинных зверей: пустые, мертвые, без единого пассажира. Около метро «Отрадное» группа укуренных в хлам панков, обступив парочку бородатых витязей времен Долгорукого, с конским ржаньем предлагает
Машина тормозит у моего подъезда. Я благодарю водителя – по дороге, как водится, разговорились – он не мертвец, как я, а из ж и в ы х. Узнав, что я мертвая, смотрит с опаской: кто знает, чего ожидать от зомби? Очень расстроен, говорит, не знает, как ему
Апокалипсис только начался, но уже полностью уничтожил профессию переводчиков. Тыкая невпопад, набираю цифры на кодовом замке. Монгол угрюмо замолкает. Поляк галантно снимает стальной шлем и кланяется. Джентльмен, блин. А то я не знаю, кто Москву сжег.
На этаже меня ждет неприятный сюрприз. Я звоню в дверь, вдавливая палец в кнопку звонка, но в квартире – ни души. На всякий случай обшариваю платье – естественно, нет и намека на наличие ключей. Я все же чокнутая. Так и представляю себе придурка: целует покойницу и кладет ей в гроб ключи – не забывай меня, родимая, загляни ночью попить чайку с вареньицем. Впадаю в отчаяние и начинаю стучать в дверь: да чего там стучать, открыто ломиться. Сначала одним, потом сразу обоими кулаками молочу изо всех сил, с отчаянием упершись в обшивку двери лбом. Кожа покрывается испариной. «Мертвые не потеют» подмечено в одном фильме. Сразу видно – это сказал живой мудак, не видевший воскресших мертвецов.
– Олег! Открой, это я, Света! – ору я, как сумасшедшая, на весь подъезд.
Ни единого звука в ответ – только тишина: мертвая, как и я сама. Сажусь на холодные ступеньки, утирая слезы с перепачканного пеплом лица, соображаю – что делать дальше. Вот дура-то дохлая! Не догадалась – надо было стрельнуть у водителя мобильник и позвонить Олегу. Ясно одно – дома его нет. Будет ли – неизвестно. Может, он уже вообще тут не живет. Ехать к маме в Питер? А на чем? Сюда-то еле добралась: неизвестно, ходит в ту сторону какой-либо транспорт или нет. Реву и параллельно удивляюсь – конец света изначально представлялся мне несколько другим. Я думала, это масштабный кризис наподобие ядерной войны, когда вся Земля превращается в выжженную пустыню. Но паника улеглась быстро – открыты магазины (их немного, но все-таки), работают рестораны. Даже на щитах кинотеатра «Байконур», кажется, мигала реклама новой комедии: на «фильму» валом валят казаки, нукеры Бату-хана и пьяные гимназистки, убитые шальными пулями в семнадцатом году. Думается, если бы я не умерла, то и сама бы вышла на работу: устраивать никому не нужные презентации и проводить брифинги. По идее, Апокалипсис должен отменить бабло. Но ничего подобного – магазины торгуют: рубли, правда, не берут, только доллары и евро… их что, принимают к оплате на Страшном Суде?
Ладно, какое мне до них дело? У меня свои проблемы. Посижу на лестнице пару часов – подожду Олега. Если не появится – неподалеку живет моя школьная подруга. Учитывая вариант, что и она может исчезнуть в уличном хаосе, прикорну на лавочке у подъезда. Или поеду на какой-нибудь вокзал.
Хоть я и труп, но надо же мне где-то спать.
Глава IV. Забытая гробница
(Ближе к вечеру –
Бодрый дедушка в чалме, с трудом удерживая на старческих коленях сразу двух прекрасных дамочек, закутанных в черные шиитские покрывала, красиво читал им нараспев, раскачиваясь и пощелкивая пальцами:
Девушки смеялись, аплодировали и не очень-то возражали, когда старичок игриво касался их бедер, пробегая по ним ладонями, как при игре на гитаре.
«Офигеть можно, – тихо восхитился Кар. – Это же сам Омар Хайям! Да уж кого теперь только не встретишь. Но почему он в Турции – могила ведь в Нишапуре? А, понятно. В Иране просто так не найдешь
