Судьбой командовал Суворов – И мы столкнулись – Ты и я. Нева? Была. Во всем разгоне. И Марс, не знавший ничего, Тебя мне подал на ладони Большого поля своего. С тех пор мне стал последним кровом Осенних листьев рваный стяг, И я, у дома Салтыкова, Невольно замедляю шаг; Как меч на солнце пламенею И знаю: мне не быть в плену: Оставив мирные затеи, Любовь ведет со мной войну. На следующий день я уже с беспокойством подходил к столу. Конечно, лежит письмо и разумеется «лично».
Фельтен для Тебя построил зданье, Строгое, достойное Тебя. И Нева бежит, как на свиданье, – Спутница всегдашняя твоя… Вставлен в снег решеток росчерк черный, Под ноги Тебе, под голос пург, Набережные кладут покорно Белый верх своих торцовых шкур… И, Тобой отмеченный, отныне Мне вдвойне дороже город наш – Вечный мир второй Екатерине, Нам воздвигшей первый Эрмитаж! Каждый вечер я советовался с родными, кто бы мог быть автором стихов? С какой целью он их мне посылает? Если за розыгрыш, не слишком ли он затянулся? И зачем письма отсылаются на службу? Вдруг ими заинтересуется спецчасть? Вдруг, вызовут в местком — что это, мол, за странная корреспонденция? Ведь не мог же на самом деле в меня влюбиться человек ни разу не поговоривший толком, ни разу не выявивший себя так или иначе…
Опять я звонил разным знакомым и, предупредительно хихикая, говорил, что я уже всё равно догадался, что благодарю за прекрасные стихи, но прошу прекратить их присылать: ведь я их не заслужил… В ответ я слышал то встречную шутку, то выражение недоумения, а то и колкость.
Обнаружить автора стихов не удавалось. А на служебном столе каждый день меня ждало новое письмо.
Не услышу Твой нежный смех — Не дана мне такая милость. Ты проходишь быстрее всех — Оттого я остановилась. Ты не думай, что это — я, Эго горлинка в небе стонет… Высочайшая гибель моя. Отведут ли Тебя ладони? Очень беспокойной стала моя жизнь: какая-то женщина постоянно следит за мною, а я не подозреваю ее присутствия:
Стой! Я в зеркале вижу Тебя. До чего Ты, послушай, высокий… Тополя, тополя, тополя Проросли в мои дни и сроки. Серной вспугнутой прочь несусь, Дома сутки лежу без движенья – И живу в корабельном лесу Высочайших твоих отражений. Иногда характер ассоциаций в стихах был далек от того, что являлось родным и важным для меня, и факт их посвящения мне лишний раз казался очевидным недоразумением:
К вискам приливает кровь. Всего постигаю смысл. Кончается книга Руфь – Начинается книга Числ. Руки мне дай скорей, С Тобой говорю не зря: Кончается книга Царей, Начинается книга Царя. Какого вождя сломив,