расчищая их топором. Через несколько километров машина пересекла небольшую мутную речонку, стекавшую с Монгольского Алтая и, по-видимому, где-то терявшуюся в центре урочища.
Речка была мелкая — по колено, но все же и в ней приятно было выкупаться после многодневной жары и пыли. Вода была холодной, и через пять минут мы чувствовали себя вполне освежившимися и по- детски счастливыми, не подозревая, какой нам готовится 'сюрприз'. Не помню, кто первым выскочил одеваться, но только вопль 'Скорей, вылезайте!' мгновенно заставил выскочить из воды остальных купающихся — и своевременно: со всех сторон к нашей одежде ползли полчища отвратительных клещей… Подхватив свою одежду, мы бросились к машине.
Еще километров пять путь был по-прежнему невыносимым, но вдруг кусты саксаула поредели и мягкие пески сменились плотными глинистыми участками, по которым ехать стало легче.
Вскоре началась огромная тополевая роща. Пышная растительность придавала необычный уют и красоту этому месту. И на нас, привыкших видеть только мрачные и голые хребты гор да безбрежные пустыни между ними, такая зелень и вода производили большое впечатление. Кое-где среди деревьев виднелись постройки — глинобитные сараи. Еще несколько километров пути вдоль рощи, и машина въехала в небольшой поселок с домами вместо юрт. Жители походили больше на казахов или киргизов, нежели на монголов. Мы обратили внимание на то, что в качестве домашних животных здесь хорошо используют ослов.
Природные условия, более благоприятные, чем на востоке страны, позволяют населению заниматься земледелием.
Расспросив жителей, мы поехали в направлении горы Хатун-Хайрхан, до которой было не более 15 километров. У ее подножия виднелись красные обрывы, которые привлекли наше внимание. Хребет Ачжиин-Богдо по-прежнему казался еще далеким. Километров через 10 начался топкий луг с кочками, совершенно непроходимый для машин. Тщетно мы пытались найти проход: всюду были вода и кочки. С трудом выбравшись на сухое место, мы заночевали.
Пронин обнаружил, что у 'Дзерена' лопнула рама — и не мудрено. Поэтому мы решили на следующий день повернуть обратно, так как до Ачжиин-Богдо оставалось еще более 100 километров, т. е. примерно столько же, сколько мы отъехали от родников Ихэ-Цзармиин, где остался 'Волк'. Ехать дальше на сломанной машине было бы просто безрассудно в нашем положении, тем более что в случае нашей задержки 'Волк' должен через пять дней выйти к нам на помощь — в результате был бы сожжен бензин, необходимый для возвращения в Нэмэгэту, и к тому же 'Волк', сам неисправный, все равно не годился для тяжелого маршрута.
Вернувшись к родникам Ихэ-Цзармиин, мы взяли курс на восток — на Нэмэгэту и поехали вдоль подножия Монгольского Алтая, пытаясь найти старинную лэгин-гольскую тропу, которая должна была привести нас прямо в Нэмэгэтипскую котловину. Мы поднимались то вверх к горам, то спускались вниз в долину, но старинный караванный тракт никак не могли обнаружить. Попадались отдельные тропинки, которые тут же терялись. Тогда мы поехали прямиком, лавируя между громадных камней, скатившихся с гор, и пересекая сотни мелких промоин. Неожиданно начался такой сильный встречный ливень, что нам пришлось остановиться, развернув машины в обратную сторону, так как вода стала заливаться в кабины.
Когда дождь прекратился, мы продолжили наше зигзагообразное движение вдоль подножия Монгольского Алтая и, наконец, выехали на большую караванную тропу, которая, как мы решили, должна была быть лэгин-гольской. Вскоре тропа повернула в сухое русло с крупными камнями, уводя нас куда-то вверх. Через три километра пути мы неожиданно оказались у развалин старинного монастыря Амор- Буянтин-Хурэ, расположенного высоко в горах. К нему-то и вела тропа, по ошибке принятая нами за лэгин- гольскую. Пришлось утешить себя осмотром монастыря. Он был громаден, напоминая целый город, с массой улиц и переулков. Кругом на скалах стояли обо и субурганы (своего рода маленькие часовенки) и имелись другие священные знаки. Поблизости оказалась юрта, в которой нам объяснили, как выйти на лэгин- гольскую тропу.
День уже начал клониться к вечеру, когда мы покинули Амор-Буянтин-Хурэ, направившись на восток, в проход между Монгольским и Гобийским Алтаем. От монастыря круто вверх шла старая широкая дорога, которая была так чиста, будто ее вымели. По сторонам дорога была обложена камнями. Мы назвали ее в шутку 'императорским въездом'. Когда передние колеса моего 'Волка' коснулись перевальной площадки, мотор неожиданно заглох, и машина медленно покатилась назад. Высота подъема составляла около 100 м, и внизу дорога резко заворачивала вбок, так как прямо была канава. Лишь благодаря опыту и хладнокровию шофера машина благополучно съехала вниз. Во второй раз нам удалось преодолеть подъем.
Не более двух километров мы проехали по прекрасной тропе, которая вдруг оборвалась и исчезла в широком каменистом русле. Камни достигали метра и более в диаметре, и путь для машин, хоть и небольшой, оказался чрезвычайно трудным, так как сдвинуть с места и убрать с дороги такие каменные глыбы, весящие тонны, нам было не под силу.
Поэтому после переправы через русло ничего уже не оставалось, как искать место для ночлега. Проехав еще несколько километров, мы остановились у небольших обрывов на месте стыка Монгольского и Гобийского Алтая.
Утром, осмотрев обрывы, которые внешне походили на встреченные нами ранее в западном маршруте и были столь же бедны в смысле находок костей, мы продолжали наш путь, спустившись в сухое русло с мягким дном, но без камней. В одном месте струился небольшой ручеек, не имевший на наших картах никакого названия. Берега русла были сложены толщей пестроцветных глин — серых и красноватых, с переходными тонами. В них мы собрали остатки костистых рыб ликоптер и раковины мелких листоногих рачков эстерий, указывавших на нижнемеловой возраст этих отложений.
Поднявшись по руслу вверх, мы попали, наконец, на лэгин-гольскую тропу. Несмотря на то что ею уже 20–25 лет не пользовались, в связи с постепенным вытеснением верблюжьего транспорта автомобильным, все же ехать по ней было вполне сносно. Многие тысячи верблюжьих ног проложили дорогу в несколько метров шириной.
Впереди на горизонте виднелась величественная Ихэ-Богдо ('Великая святая') — высочайшая гора Гобийского Алтая[13]. Ее абсолютная высота 3700 метров. На вершине горы лежит вечный снег. В ярком солнце Ихэ-Богдо отливала синевой и от этого казалась особенно красивой. Рядом с ней стояла ее меньшая сестра — Бага-Богдо с характерной макушкой — вулканическим кратером, через который в третичное время изливалась лава. Следы этих излияний сохранились и сейчас — кругом виднелись небольшие базальтовые горки — остатки широкого лавового потока, когда-то покрывавшего эту местность.
Тропа шла все время по плато, и через некоторое время мы увидели у подножия Ихэ-Богдо желтовато-красные обрывы. Однако нам не удалось их достичь в этот день, так как вскоре начался сплошной кочкарник, от которого не могла спасти никакая тропа. 70 километров по кочкам заняли у нас всю вторую половину дня.
Остановились на ночлег неподалеку от юрт, где нашему переводчику рассказали, что в красных обрывах по Ихэ-Богдо торчит гигантский человеческий череп. Мы решили, что речь идет либо о черепе динозавра, либо о черепе белуджитерия — гигантского третичного носорога.
Лэгин-гольская тропа шла мимо Ихэ-Богдо, и поэтому утром нам пришлось свернуть налево, прямо к горе. Вскоре мы подъехали к роднику Цаган-Булак, вытекающему из-под скал, сложенных белым и розовым мрамором. На скалах были высечены человеческие фигуры, следы от ног человека и китайские надписи. Рисунки принадлежали неолитическому человеку, подписи же под ними появились значительно позднее. Вниз со скалы шла наклонная, будто отполированная дорожка, по которой наименее степенные из нас не удержались, чтобы не прокатиться; может быть, так же когда-то развлекались здесь наши предки.
Миновав мраморные скалы, мы увидели несколько юрт, в одной из которых нашелся проводник. Машины медленно поползли к самому подножию Ихэ-Богдо, сплошь усеянному камнями. Наш проводник проявил идеальное знание местности и безошибочно вел нас по наилучшему пути, если только слово 'наилучший' вообще применимо к такой дороге. Пересекая сухие русла, мы постепенно поднимались все выше по каменистым плато, держась направления на юго-восточные склоны Ихэ-Богдо, пока, наконец, не достигли громадного русла, по которому текла небольшая речка Ичэту-Гол. Левый берег реки и представлял собой те красные обрывы, которые мы видели вчера. Однако, несмотря на наши самые тщательные
