девочка может сбросить оковы тех заниженных ожиданий, которые существовали по отношению к ней в семье.
Фендрих откинулся на спинку кресла и развел ладони в стороны с таким видом, словно закончил выступление в суде. Затем он уронил руки на стол перед собой, как будто у него совсем не осталось сил. Фабель внимательно наблюдал за учителем, не произнося при этом ни слова. В тоне Фендриха, когда тот говорил о Пауле, звучала чуть ли не страсть, и его это немного тревожило.
Анна сменила тему и заговорила об алиби Фендриха на момент исчезновения Паулы. На все ее вопросы он отвечал точно так же, как и три года тому назад, и его ответы имелись в протоколах допросов. Но по ходу разговора Фендрих начал проявлять все более и более заметное раздражение.
— Я полагал, что мы будем беседовать о новом деле, — сказал он, когда Анна покончила с очередной серией вопросов. — Но пока вы пережевываете все то же старье. Вы сказали, что речь пойдет о другой девушке. О ее убийстве.
Фабель жестом попросил Анну передать ему досье. Он открыл папку, извлек на свет глянцевую фотографию, сделанную после обнаружения трупа на берегу Эльбы, и положил прямо перед Фендрихом. Фабеля интересовала степень реакции учителя. Эффект превзошел все ожидания.
— О Боже… — прошептал Фендрих и, прикрыв ладонью рот, окаменел, не отрывая глаз от снимка. Затем он склонился к фото с таким видом, словно изучал каждый миллиметр. Уже через несколько секунд Фендрих с облегчением вздохнул и поднял взгляд на Фабеля. — Я подумал…
— Вы подумали, что это Паула?
— Да, — кивнул Фендрих. — Простите, я испытал шок. — Он снова взглянул на фото и продолжил: — Боже, она так похожа на Паулу! Старше, естественно, но очень похожа. Сходство заставляет вас думать, что между делами существует связь?
— И это еще не все, — сказала Анна. — Убийца оставил нечто такое, что ввело нас в заблуждение по поводу личности убитой девушки. Он заставил нас думать, что это именно Паула. Не могли бы вы, герр Фендрих, рассказать нам обо всех ваших перемещениях, начиная со второй половины понедельника и кончая утром вторника?
Фендрих подумал немного, почмокал губами, глубоко вздохнул и сказал:
— Вообще-то рассказывать практически нечего. В понедельник и вторник я, как обычно, работал. В понедельник я пошел из школы прямо домой и немного почитал. Вторник… По пути с работы я сделал кое- какие покупки в мини-маркете и вернулся домой примерно в пять, пять тридцать… Весь вечер я провел дома.
— Кто-нибудь может это подтвердить?
В глазах Фендриха отразился гнев.
— Понимаю… вы не смогли привлечь меня за исчезновение Паулы и теперь пытаетесь повесить на меня это дело.
— Ничего подобного, герр Фендрих, — попыталась успокоить его Анна. — Мы обязаны проверить все факты, если хотим добросовестно выполнить свою работу.
Огонь гнева в глазах Фендриха потух, но до конца слова Анны его явно не убедили. Он опять посмотрел на фотографию девушки, на сей раз долго не сводя с нее глаз.
— Это один и тот же человек, — наконец заявил он.
— Что вы хотите этим сказать? — поинтересовалась Анна.
— Я хочу сказать, что вы правы… Связь существует. Великий Боже, они настолько похожи, что убитая девушка вполне могла бы быть ее сестрой. Кто бы ни был убийцей, он должен был знать Паулу. Знать достаточно хорошо. — В его взгляде снова появилась боль. — Паула умерла. Не так ли?
— Этого мы, герр Фендрих, не знаем…
Закончить фразу ей не позволил Фендрих.
— Да, — сказал он. — Да, я боюсь, что она мертва.
Глава 9
Это Бюкстехюде было сущей дырой — местом, где, как говорят добрые немцы, ничего никогда не происходит. Бегство из Бюкстехюде имело для Ханны то еще значение. Ведь это был единственный способ избавиться от унизительной клички «деревенщина» и получить возможность стать хоть кем-то. Ханна Грюнн сидела в своем стареньком «фольксвагене-гольф», стоявшем на жутковатой лесной парковке, и с горечью размышляла о том, что, убежав из Бюкстехюде, далеко от этой дыры не ушла, добравшись всего лишь до треклятой пекарни.
Лет с четырнадцати Ханна стала пользоваться повышенным вниманием у мальчиков. Она выделялась прекрасно развитыми формами, длинными золотистыми волосами и высоким ростом. Умом, надо сказать, девушка не отличалась, однако ей хватило смекалки сообразить, что для достижения успеха следует использовать не мозги, а иные отпущенные природой ресурсы. Но прежде всего следовало рвать когти из этого вонючего Бюкстехюде. Она собирала вырезки из газет и журналов, в которых повествовалось о карьере Клаудии Шиффер — о том как Клаудия вынырнула из небытия, находясь на дискотеке, о ее первых контрактах в модельном бизнесе, о феноменальных суммах, которые она зашибает, и об экзотических местах, где побывала топ-модель. Итак, по достижении восемнадцатилетнего возраста Ханна отряхнула пыль Бюкстехюде с ног своих и с непоколебимой уверенностью юности направила стопы в Гамбург, чтобы начать карьеру в модельном бизнесе. Однако Ханне не потребовалось много времени для того, чтобы усечь один простой факт — приемные агентов, где ей приходилось торчать часами, просто кишат клонами Клаудии Шиффер. Во время первого интервью девушка продемонстрировала агентам портфолио со снимками, сделанными местным фотографом перед тем, как она покинула дом. Какой-то длинный тощий урод и высокая женщина лет пятидесяти — явно бывшая модель — с трудом подавляли ухмылки, глядя на фотки Ханны. Они поинтересовались, откуда она явилась, а когда та сказала, что приехала из Бюкстехюде, подонки не смогли удержаться от смеха.
Эта картина повторялась практически во всех агентствах, и Ханна поняла, что тот образ жизни, который она рисовала в своем воображении, становится недостижимым. Вопрос о возвращении в Бюкстехюде не стоял, однако карьера модели, бывшая до этого светлой мечтой, превратилась в мрачную фантазию. Она засела за телефонную книгу и звонила до тех пор, пока не наткнулась на какое-то агентство в Санкт-Паули. Ханна, будучи девицей далеко не наивной, прекрасно понимала, что контора в лучшем случае занимается подбором кадров для стрип-клубов. Она не ошиблась. На вывеске у дверей было начертано, что агентство специализируется в «модельном бизнесе, экзотических танцах и службе эскорта», а возглавлявший агентство крепкого сложения итальянец в кожаной куртке больше смахивал на гангстера, чем на представителя индустрии моды. И парень, надо отдать ему должное, этого не скрывал. Он сказал Ханне, что она — красотка с классной фигурой и что у нее будет куча работы.
— В основном ты будешь сниматься на видео, — пояснил он и добавил: — Ты же понимаешь… придется конкретно трахаться.
Когда Ханна заявила, что этот вид деятельности ее не привлекает, итальянец пожал плечами и сказал: «О’кей». При этом он вручил ей визитную карточку, присовокупив, что если она передумает, то пусть не стесняется и звонит. Вернувшись в квартиру, которую делила с другой девушкой, Ханна уткнулась лицом в подушку, чтобы заглушить сотрясавшие тело рыдания. Больше всего ее угнетал деловой, лишенный всяких эмоций тон, которым итальянец сообщил, что ей «придется конкретно трахаться». В его голосе не было ни похоти, ни насмешки, Он просто-напросто говорил о характере предстоящей работы. Точно таким же тоном описывают обязанности клерка в обычном офисе. Но больше всего бесило Хану то, что беседа в агентстве показала ее истинную цену, ясно продемонстрировала, на что она может рассчитывать. После этого девушка приступила к поиску самой обычной работы, однако отсутствие школьного аттестата и полное незнание канцелярской рутины резко ограничивали выбор.
Однако довольно скоро она получила место в «Пекарне Альбертус», где в основном трудились
