«Кур давай! Ягнят давай! Налог плати». Приходят молодчики Монтасера, те еще наглее: «Ага, ты ишака ударил?! А ну-ка, плати штраф! Ага, ты свою жену побил? Совесть потерял? Выкладывай штраф!» Вы спросите меня: «А сельские клопы-кулаки тоже платили штрафы?» Нет, не платили. Скажу, сынок, они всегда были братьями наших душителей. Нынешнее правительство Ходоу-сердара, отпусти аллах ему тысячу лет жизни, дает жару боярам. На бедняка он руку не поднимет. Сам — пастух, и окружают его батраки, пастухи да гончары. Голубь — с голубем, сокол — с соколом. Каждый дружит со своей породой! Теперь-то понял, что такое политика?
— Как будто у меня стало вдруг две головы: одна мудрей другой, апо!
— Если уразумел, то никогда не забывай.
— Никогда не забуду. Ох и напился я!.. Пейте один, я больше не хочу. Мне хватит, апо, а то бороться с вами буду!..
— Нет, погоди, сынок. Если ты все понял, то тогда скажи: почему у нас в этом году большой урожай? Не только в нашем селе, по всей местности Саласа урожай! Велде, где власть Ходоу-сердара ничего урожай!..
Нашу теплую беседу прервал комендант. Грузный, с заложенными за спину руками, он остановился на пороге, и я встретился с ним глазами.
— Здравствуйте, господин комендант! Рад вас видеть! Присаживайтесь к нам…
Комендант опускается на соседний стул, с улыбкой говорит:
— Ох, дорогой постчи, мы с тобой уже старые друзья. С тобой отрадно говорить и от тебя мне нечего скрывать. Аллах свидетель. Мне сейчас очень легко. Много лет я жил, как подсудимый. За каждый чужой карман в городе отвечал, Ап, что там карман! У кого-нибудь котенок подох, не туда выбросили, с коменданта спрашивали! Теперь, слава аллаху- магазины по ночам трещат, добро коммерсантов летит, а с меня никто и не спрашивает. Красота. Даже в арк не вызывают. Совсем благодать.
— Господин комендант, как же так получается? Каждую ночь кто-то очищает крупные магазины, а виновников никак не найдут. Неужели они по ночам гипнотизируют или усыпляют вас?
— Ай, гипноз тут ни при чем, — небрежно отмахивается комендант. — Этим ворам сам аллах помогает. Ты читал «Тысячу и одну ночь»?
— Читал, господин комендант. Очень хорошая фантастика.
— Э нет… Там не все — фантазия. Например, про нишапурского вора — это не фантазия, это — в самом деле… Не зря имя легендарного вора Мамеда народ до сих пор произносит с уважением. Это от него сложилась курдская поговорка: «Быть вором — быть мужчиной». Я не знаю, кто грабит миянабадские магазины, но могу сказать точно, что этот вор перенял высокое мастерство знаменитого вора Мамеда!
— Впервые вижу блюстителя порядка, который встает на защиту вора! — хохочу я над комендантом. — Давайте воспримем сладенького, господин комендант, за здоровье нового правительства!
— Ал-ла, с удовольствием, дорогой постчи! — отзывается он и тянется за бутылкой. — Впервые вижу такое правительство, которое не нуждается во мне. Ей богу! Вот это государственная мудрость!
ШИРВАН
Кто-то и когда-то сказал: «У счастья нет границ». Ей богу, если б я знал где похоронен этот умный человек, я бы поставил ему памятник! В самом деле, загляните-ка в мое прошлое. Совсем недавно я ходил по полям с пастушеской палкой, и самым преданным моим собеседником и другом была собака. Потом я попал в среду чиновников, пообтерся в аристократическом обществе, кое-что перенял, а многое и возненавидел. Но главное больше стал понимать — что такое мир. Спасибо за это тегеранскому повару! Он на многое открыл мне глаза! Пока я разглядывал мир и постигал смысл жизни, счастье подбросило меня на следующую ступень, сделав почтальоном. Теперь опять новая радость! Посудите сами: мои киштанские друзья до сих пор не видели даже Боджнурда, а я уже отправляюсь в путешествий до Ширвана!
Да, да! Почтовый чиновник так и сказал: «Отныне, господин Гусейнкули, вы будете обслуживать города Миянабад, Ширван и наш Боджнурд, с одним рейсом в неделю!» Добрый человек этот чиновник.
Вернулся я домой взволнованный и, конечно, тотчас же сказал о новом маршруте своим: отцу, матери и сестренкам.
— У счастья нет преград, дорогой сын, — сказал мне отец. — Самое большое счастье — быть слугой народа. Кто хочет испытать это счастье, тот должен всегда быть среди народа.
Утром отец, мать и сестренки выплеснули мне вслед по чашке чистой, свежей воды и пожелали счастливого пути до Ширвана.
Идут в жизненную даль мои дороги.
В Миянабаде, направляясь в арк, я повстречал Мухтара.
— Туда не ходи. Гусо, — сказал он. — Ходоу-сердар куда-то уехал по делам, а Аллаверды и другие в гостях у армян, на хлопкоочистительном заводе. Он велел принести ему газеты туда.
— Есть, родной Мухтар! Сейчас пойду туда. А тебя К не интересуют новости?
— Какие?
— Завтра отправляюсь прямиком в Ширван. Потом опять сюда, потом в Боджнурд!.. Эх-ха.
— Ты стал великим путешественником. Клянусь моей мамой, я завидую тебе. Ты как Искандер: решил стать завоевателем солнца. Счастливый путь, Гусо!
Иду так быстро, что даже не замечаю, как миновал мост. На заводе отыскиваю, где сидит Аллаверды-сердар. Оказывается, он в гостях. Иду туда. Вижу: сидит он на ковре в большом зале. Около него Гулам, Риза, Микиртыч, Хейка, Абдулали и Лалозар. Три курда и три армянина — шесть братьев!
— Привет вам!
— Привет, родной Гусейнкули! — отвечает сердар. — Проходи, садись. В неделе семь дней, а нас без тебя только шесть. Новости расскажешь. Мы рады послушать..
— Две новости! — говорю я присаживаясь. — Первая: теперь я буду дополнительно обслуживать Ширван!
— Приятная новость! — восклицает Аллаверды-сердар!
— Во-вторых, — добавляю я громко, с бунтарским подъемом, — в России свергнут царь. Теперь там народ всем правит. Вот, пожалуйста, читайте. Я достаю газету «Бахар» и кладу ее перед сердаром!
— Джане-джане! — воскликнул он. — Неужели это правда? Вот молодцы! Они такие же бедняки, как и мы! Ну-ка, дорогой почтальон, пей за хорошую новость!
Мне нельзя. У меня много дел и, конечно, сидящие понимают, но им почему-то хочется выразить благодарность за хорошую весть именно этим угощением. Микиртыч разливает в стаканы вино. Все залпом пьют. Наливают еще. Затем Микиртыч встает, шарит по карманам пиджака и достает пять туманов.
Возьми, Гусейнкули, это деньги из кассы завода. Подарок тебе за радостную весть! Да здравствует русский народ! Выпьешь потом!
На следующее утро впервые я вышел из Миянабада через другие ворота. Впереди лежал долгий и незнакомый путь, хотя и с этой стороны города были те же горы, дорога, растительность. Они, пожалуй, ничем не отличались от изученного мной ландшафта. Дорога тянется по широкой долине между вершинами Джадж и Шахджахан. С востока и запада высятся горные хребты, а в долине всюду сады и речушки. Журча и прыгая по камням, ручьи торопится к реке и падают с отвесных берегов, разражаясь недовольным шумом. На десятки километром протянулась долина. Много тут сел, утопающих в зелени, но еще больше диких зарослей. Они простираются сплошным массивом. Долина наполнена гомоном всевозможных птиц. Здесь такая разноголосица, что, кажется, разорвись бомба, ее не услышишь. И люди в долине диковатые. Когда прохожу мимо села, они выбегают из кибиток и молча смотрят на меня, как на существо, прилетевшее из потустороннего мира. Иногда я захожу в деревню. Сельчане обступают меня, жадными глазами смотрят на мой лоб, и я не сразу догадываюсь, и чем дело? Оказывается, они увидели на моей фуражке значок с изображением Льва и Солнца. Не будь у меня на синие почтовой сумки, эти дикари, наверняка, приняли бы меня за самого персидского шаха!
