Дюги, норма зависит не от государства, а от факта социальной солидарности в обществе и что правовой характер власти и законов зависит от их соответствия социальной норме. А у Вышинского акцент сделан именно на приказах правящей власти. Характеризуя право, как «регулятор общественных отношений», он поясняет: «наше определение исходит из отношений господства и подчинения, выражающихся в праве».
Как-то выслушав доклад генпрокурора, Сталин сказал ему: «Власть нам нужна, товарищ Вишинский как рычаг преобразования государства». В ответ Андрей Януарьевич произнес: «Я с вами совершенно согласен, товарищ Сталин, что советское право является одним из рычагов этого преобразования. И этот рычаг — ваша власть, товарищ Сталин. А право находится в руках вашей власти. Так сказать, это и есть рычаг преобразования».
Когда генпрокурор оставил кабинет, к Сталину вошел В. М. Молотов, которому Генсек передал содержание разговора, завершив фразой: «Как ты думаешь, Вячеслав, он такой подхалим или такой дурак?» — «Он п-п-рофессор п-п-права. Ему виднее».
— Ты што, — отреагировал Сталин, — думаешь, што среди профессоров нэт дураков? Какой же он профессор, если он из меньшевиков кинулся служить нам, предав своих товарищей? Мне так больше тот профессор, который работал с ним в университете и который бижал после переворота в Варшаву и создал социалогическую кафедру в университете. На-апом-ни, как его фамилия.
— Я н-не знаю о ком ты говоришь, т-товарищ Сталин. Но, по-моему, речь идет о п-п-профессоре Петражицком. По которому, п-право — есть п-психический фактор общественной жизни, этические переживания, эмоции к-к-которых имеют ат-ат-трибутивный характер. То есть, связаны с п-п- притязанием.
— И еще он говорил, што наши права суть закрепленные за нами, принадлежащие нам как наш актив, долги других лиц.
— Когда ты, т-товарищ Сталин, успеваешь все это ч-ч-читать?
— А тогда, — когда ви все спите, товарищ Сталин работает. Вишинский считает, што я совершенно не представляю, што такое юриспруденция. А он, исходя из этого, мудрствует лукаво. А Сталин читает Демокрита, Сократа, Платона, Эпикура, А-аристотеля. Та-аварищ Сталин хорошо знает, кто такие стоики, Цицерон, Фома Аквинский, Локк, Монтескье, Кант. И конечно, наш да-арогой Гегель… И штоби говорить о советской юриспруденции и слушать его профессорские дурацкие речи, товарищу Сталину нужно хорошо знать русских юристов Соловьева, Бердяева, Чичерина, Новгородцева. И конечно, Петражицкого… Оставим на его совести его рассказы о совещании. Они подойдут, как классика, будущим поколениям советских юристов. И будь уверен, Вячеслав, они будут использовать эти свои видуманные пастулаты еще долго и долго. А когда им будут говорить, што эта-a постулаты диктатуры, они будут валить все на товарища Сталина.
Молотов (псевд.; наст. фам. Скрябин) Вячеслав Михайлович /р. 25.2.(93). 1890, Нолинск, ныне Советск Кировской обл./, политический деятель СССР. Род в семье приказчика. Учился в Петерб политехнич. ин-те (1911–1912). В Коммунистич. партию вступил в 1906. Вел партийную работу в Казани, Вологодской губ., Петербурге. Подвергался репрессиям со стороны царских властей.
Во времена Февральской революции 1917 чл. Русского бюро ЦК партии. В дни Окт. Вооруж. восстания в Петрограде чл. ВРК, затем на руководящей сов. и парт, работе…
В 1920 секретарь ЦК КП(б) Украины. В 1921–30 секретарь ЦК ВКП(б). В 1930–41 пред. СНК СССР, одновременно с мая 1939 нарком иностр. дел СССР. В 1941–57 1-й зам. пред. СНК (затем Сов. Мин.) СССР, одновременно (1941–49, 1953–57) нарком (затем министр) иностр. дел СССР…
Участник Тегеранской (1943), Крымской (1945), Потсдамской (1945) конференций глав правительств трех союзных держав — СССР, США, Великобритании…
Вячеслав Михайлович Молотов, ставший давно уже правой рукой Сталина, никогда не относил себя ко второму лицу в государстве. И никогда никому, — до конца своих дней, — не говорил о том, что официально он все-таки считался вторым человеком в партии и государстве. Так говорили о нем политики, партийные функционеры, госдеятели, народ. Но только не он!
Ибо он знал, что есть реальный кто-то, обладающий недюжинным умом и неограниченной властью, стоявший наравне с вождем, но всегда — за ним; вездесущий, но невидимый; всевластный, но служитель; манипулирующий странами мира и судьбами их ведущих политиков так, что не сразу поймешь чья в том проявляется воля: сталинская или его самого… Зная и ощущая это, Вячеслав Михайлович даже в глубине мыслей отгонял всякое пришедшее на ум имя или даже часть имени, скрывавшегося за непонятной и невинной аббревиатурой РИС.
.. Так что ряд обвинений, брошенных в его адрес спустя два десятилетия Первым секретарем ЦК КПСС Н. С. Хрущевым на состоявшемся в 1957 г. июньском пленуме ЦК КПСС, что после ухода Сталина он, Молотов, изо всех сил рвался занять пост Первого секретаря ЦК КПСС, — абсолютная ложь.
Потому что не эти, дравшиеся за кресло, решали, кто из них в него сядет, а… иная сила.
И сейчас, слушая Иосифа Виссарионовича Сталина, Вячеслав Михайлович отдавал себе отчет в том, что вождь прекрасно понимает, что и на каком уровне делает Вышинский, для чего с юридической точки зрения «в советском понимании» обосновываются деятельность ЦК партии и советского правительства.
Отдавал он отчет и в том, что Сталин ко всему этому относится как бы отстранившись. Направляя эту деятельность, Сталин, несомненно, глубоко понимает все ужасающие процессы, которые происходят спустя 20 лет после свершившегося государственного переворота и свержения царя. Молотову также ясно, что пройдет еще время и он сам станет очевидцем, как обрушится на Сталина неправедный гнев его бывших соратников.
И он, Молотов, не захочет быть среди этих шкурных людишек. Пусть даже его и осудит общество, в котором он доживет свой век. Пусть обвинят, что был причастен к репрессиям, что остался верным сталинским холуем. Это лучше и почетнее, чем предать время, в котором жил и вождя, которому верно служил. Пусть он будет неправым, но сволочью не станет никогда…
В. М. Молотов всегда будет гордиться тем, что XX век принес ему уникальнейшую возможность работать с таким титаном, каким он (не давая иных оценок) считает Сталина.
Сталин читал; он еще раз просмотрел пункты официальной позиции совещания по дальнейшему развитию теории государства и права, поиски новых подходов к праву, — закрыл папку и затем взял в руки небольшого формата лист. То была препроводительная записка к материалам совещания, начинавшаяся вновь со слова РИС. Эта аббревиатура свидетельствовала, что вождю предоставлен очередной аналитический материал для размышлений.
Кстати, для того чтобы понимать, — наравне со специалистами, — материалы этого важного совещания, вождю пришлось осваивать (в том числе и с помощью аналитических записок, помеченных знаком РИС) труды видных русских и зарубежны юристов, познать теорию юриспруденции со времен Древних Греции и Рима, а также немецкой классической философии и юридической школы.
Знал ли об этом генпрокурор СССР, когда стряпал свои пресловутые законы и нормативы, оправдывавшие кровавый геноцид против русского и других народов в нашей стране?
Вряд ли.
Потому что иначе этот российской профессор юриспруденции хоть однажды где-то проговорился бы.
На этой античеловечной школе Вышинского вполне обоснованно действовали армвоенюрист 1-го ранга Ульрих, не менее добросовестно работали Ежов, Берия и их приспешники по всей вертикали власти. Вплоть до районных органов милиции, госбезопасности, прокуратруры, суда. А также партийные функционеры от ЦК ВКП(б) и ЦК КП(б) республик до крайкомов, обкомов, окружкомов, райкомов и местных партийных комитетов.
Все старательно и настойчиво искали врагов народа, вредителей, отщепенцев, уклонистов…
И, сами того не замечая, из-за подметных писем в вышестоящие органы становились такими же жертвами тоталитарной системы.
Системы, врата которой открыл товарищ Сталин. Но куда со всей неистовой страстью кинулась толпа
